"Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты

Потом я очутился в гавани. Она была маленькой и грязной. Гранитные причальные стенки, несколько чугунных решеток, несколько кораблей...

Пространство вокруг меня вдруг оказалось тесным, загроможденным.

Я спросил человека - похоже, ничем не занятого, - какой корабль отплывает отсюда в одиннадцать. Тот ответил, что в это время не отплывает ни один корабль. Я сильно испугался, повернулся к человеку спиной и тут же забыл о нем.

Что мне теперь делать? Я шел по набережной, порой останавливался, смотрел на моряков и размышлял.

Когда отправится ближайший корабль? Ах, это все равно; если не прямо сейчас, то всё, что случилось раньше, теряет смысл.

Куда вообще я хочу попасть? На мгновение я задумался: не вернуться ли в монастырь; но потом эту мысль отбросил - ведь там кто-то умер. Я сел на ближайшую швартовочную тумбу и заговорил с собой так:

– Ты хочешь посмотреть мир?

– Нет.

– Чего же ты хочешь?

– Ничего.

– Зачем тогда ты живешь?

– Потому что родился.

– Почему бы тебе не умереть?

– Потому что я этого боюсь.

– Значит, тебе так или иначе придется уехать отсюда, пусть лишь из-за смутной потребности в перемене мест.

– Да, - сказал я и встал, чтобы поискать корабль, подходящий для такого плавания без особой нужды и без мечты. Рано или поздно все корабли отплывут отсюда, на одном из них отплыву и я. Я сказал себе:

– Что ж, пусть будет так.

Я несколько раз прошелся по набережной и выбрал корабль, обшитый дубовыми досками; выглядел он архаично; но построен был явно недавно.

Непохоже, чтобы на него что-то грузили, но и для пассажиров он вряд ли предназначался. Странный корабль. Я взглянул на него еще раз: да, странный.

Я ощутил в мозгу что-то вроде волны, разбивающейся: «Там тайна». Но тут же улыбнулся, что плохо. Я спросил какого-то человека, когда этот корабль выйдет в море. Тот не знал. И, похоже, ему показался подозрительным мой интерес именно к этому кораблю.

Я набрался мужества и поднялся на борт, надеясь встретить кого-нибудь из команды.

Ко мне действительно сразу подошел молодой моряк. У него был удивительный рот - мне захотелось услышать, как он говорит. Он взглянул на меня, и тут я увидел, какие у него красивые глаза. Я даже прикусил палец, чтобы оставаться спокойным.

Он сказал:

– Не делайте этого.

Я покраснел от смущения. И поспешно спросил, когда судно отходит. Моряк ответил:

– Сегодня ночью. Вы должны быть на борту ровно в полночь, если желаете плыть с нами.

Я поблагодарил и поспешно ушел. На набережной еще раз оглянулся, чтобы прочитать название корабля: «У. и И. II».

Мои шаги стали чуть более легкими, я пересек два моста, посмотрел на серую воду, которая текла под ними, увидел старую башню с солнечными часами. И потом спустился в какую-то котловину; думаю, где-то неподалеку добывали глину и обжигали кирпич.

Небо затянуло темными тучами, но они не мешали мне идти все дальше и дальше.

Местность была плоской и выглядела как один большой луг. Я не мог не признаться себе, что, по сути, рад тому, как все обернулось. Иногда возникали сомнения: а что если прошлой ночью я мог спасти человеку жизнь и не сделал этого... Я впервые подумал, что я порочен, низок. Я ругал себя; но то были только слова, а в глубине души я все же радовался. Я думал о корабельном юнге: какой у него красивый рот. Думал, каким чувственным должен быть поцелуй этих губ.

И все же я ощущал, что мозг мой оцепенел, что я ношу в себе безумие, - потому что даже воспоминание о последней ночи уже начало улетучиваться. Я воображал, будто раньше у меня была любовная связь, и вот теперь я ухожу от любимой и забываю ее. Будто юнга стал моей новой любовью, будто сегодня я женщина; но завтра, завтра это тоже останется позади и соскользнет в Ничто.

Губы, губы его восхитительны! Но потом я опять подумал, что во всех любимых вижу одного человека, которого когда-то покинул и с тех пор повсюду ищу, ищу.

Я внушал себе, что занимаюсь таким поиском. Между тем, над островом началась пурга, мне в лицо будто вонзались иголки, было трудно идти против ветра, а земля стала топкой, непроходимой.

Я почувствовал, что опять одинок, и пожалел, что у меня нет собаки. «Да, - спросил я себя, - почему ты не завел хотя бы собаку?!» Потом я заметил, что забыл в монастыре Новый Завет. Я, выходит, лишился последнего, самого последнего, на чем мог тренировать свою память. А вдруг теперь я забуду, что этой ночью должен явиться на корабль? Я побежал по снежной трясине, через заполненные водой рытвины, потом снова остановился. Нашел в кармане карандаш и блокнот, которые всегда носил при себе, начал записывать время отбытия и название корабля. Одновременно я думал, что стоило бы записать и Песнь песней царя Соломона - насколько я это смогу, по памяти. У меня были на то разные основания: речь там идет о любви, дарованной людям, чтобы они ее проживали, мужчина и женщина вместе, - и это написано в Библии. Еще я чувствовал, что такая любовь должна быть вечной. Я записал себе, что любовь вечна, сильнее смерти. Я, правда, не знал, сильней ли она безумия. Но уже то, что она властна над смертью, меня успокоило. Когда я умру, станет ясно, действительно ли я покинул кого-то, кого любил.

Я писал долго, я представлял себе эту черную женщину во всем ее великолепии, и сам влюбился в нее, и сравнивал ее с прекраснейшими вещами, которые знал, под конец - с саркофагом из черного мрамора. И я был царем Соломоном, который по ночам отдыхает в таком гробу.

Я записал: «Любящие справляют свадьбу в могиле».

Потом я пошел дальше. Попал на какую-то улицу и оказался перед бедной корчмой. Я вошел и попросил принести мне хлеба и молока. Поев, я хотел было написать письмо, но с досадой сообразил, что не знаю, кому писать. Я вскочил из-за стола, расплатился и вышел.

Пурга заладила снова. Я чувствовал, что замерзаю. Я шел все быстрей и быстрее. Проходя мимо одного дома, услышал вопли истязаемой кошки. Я заглянул во двор и увидел, что мальчик привязал кошку и тупым ножом вспарывает ей брюхо. Я совершил невозможное: подбежал, поцеловал мальчика в губы, а кошку убил камнем. Уходя, я еще увидел, как мальчик заплакал.

Все у меня внутри потемнело от крови, которую мне пришлось увидеть. Я крикнул:

– Она теперь мертвая, мертвая!

Я хотел спросить, где здесь ближайшее кладбище, хотел зарыть кошку. Но потом подумал: а вдруг этот мальчик должен увидеть ее внутренности, чтобы не вспороть живот себе самому?
– И я поспешно зашагал дальше.

Я пришел в деревню, на краю которой высилась старинная готическая церковь. Церковь стояла посреди окруженного каменной стеной участка, и этот участок был кладбищем. Крыша церкви была покрыта свинцом, как и обе башни, зрительно почти сливавшиеся одна с другой.

На кладбище попадались старые надгробия, даже с надписями; и, как правило, с изображением черепа или распятого Христа. Я воспринял как знак спасения то, что могилы эти сохранились.

Я медленно вошел в церковь. И увидел, что башни построены из гранитных блоков, каждый из которых закреплен железными анкерными болтами. Так они и стояли.