Уходящие из города

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ.

Сергей зажег свечу, поставил ее на подсвечник, быстро перекрестился и развернулся, чтобы выходить.

И сущим во гробех живот даровав.

Опять этот мужик, внимательно так смотрит, как будто Сергей ему чего-то должен.

Сергей уже почти вышел из храма, как мысль ударила его в затылок: это же Комаров Генка! Тот самый, который давным-давно, еще когда они в школе учились, убил своего брата двоюродного – замучил в надежде, что тот ему скажет, где деньги лежат.

Захотелось обернуться, чтобы удостовериться: точно Комар? Но тут же наполз страх и какое-то отвращение, липкое, как подсохшая лужица сладкого чая на кухонной клеенке. Сергей вышел из церкви, даже не перекрестившись.

Это точно был Комар. В сущности, ничего удивительного, он ведь давно должен был освободиться, сколько лет прошло, тем более что сел тогда по малолетству… А что в церковь зашел, так, может, покаялся… Но на душе у Сергея было скверно, мысленно он словно отплевывался, хлебнув какой-то гадости: в покаяние он верил не больше, чем в воскресение из мертвых. Ага, тот мелкаш воскрес, ну-ну, аж три раза…

Об этой встрече Сергей никому не сказал – не хотелось ворошить прошлое, да и сам постарался забыть поскорее. [9]

На Пасху они уехали на дачу. Папа строил этот дом четыре года, но так и не успел довести дело до конца. Андрей обещал сделать все, что сможет (но что он сможет, он фельдшер, у него под другое руки заточены), на втором этаже надо вставить окно, вывести розетки, поклеить обои. Но Лоле все равно нравилось здесь и не хотелось уезжать в городскую квартиру. На даче какой-никакой простор – не так давит на сердце.

9

И, что неудивительно, забыл напрочь: события 2022 года не способствовали запоминанию всяких мелочей. Тут бы выжить. Комаров вскоре опять исчез, ходили слухи, что ушел служить по контракту. (Прим. авт.)

– Ма-ма, ма-ам! – Бу подлетела к ней, ластясь, как влюбленный слоненок. В школе дочь врезала кулаком кому-то, кто учил ее правильно любить родину («А я дралась потому, что меня дразнили толстой! – подумала Лола. – Да уж, времена изменились»). Лола пообещала классной руководительнице Бу, что проведет беседу с дочерью, и стала думать о том, как оформить домашнее обучение. – Ма-ам, смотри, – Бу тыкала ноготком в планшет. – У девочки дома живет ворона! Настоящая ворона, представляешь?

– Ну ничего себе! Настоящая ворона! И правда!

– Она разговаривает! Знает несколько слов! Представляешь! Эта девочка, с вороной, собирает деньги для нее. Они беженцы! В Болгарии! Представляешь, так и ехали из Украины с вороной! Я бы тоже перевела им денег, но ведь нельзя от нас? Ты же не разрешишь?

– Не разрешу.

– Мам, ну неужели нельзя на ворону?!

– Не получится. Заблокировано все. Правда.

Лола обняла и поцеловала дочь в щеку. Здесь, на даче, Бу перестала краситься и пахла по-детски: сладостью и мылом. Носик у нее был коротковат и вздернут, отчего казалось, что она совсем маленькая.

– Тут, у нас, тоже полно ворон, Бу.

Недавно Лола увидела за окном ворону, сидящую на ветке дерева. Лола хотела открыть форточку для проветривания, но передумала: вспомнилась дурная примета – если птица влетит в дом, это к смерти. Поэтому Лола стояла у окна и молча смотрела на ворону, которая смотрела на нее в ответ черным блестящим глазом. Умным, внимательным. Из прошлого донеслось: «Я ворона, я ворона, на-на-на». И Лола впервые за много лет пожалела, что когда-то ее покинула магическая сила; и все, что теперь ей оставалось, это повторять, обращая всю себя в одну огромную просьбу: «Уходи! Уходи! Уходи! Не тронь мою семью!»

Об этом Лола не стала говорить дочери, просто еще раз прошептав:

– …полно ворон, Бу. [10]

Никита знал, что Лу не любит сладкое, но иногда прикидывался незнающим: брал и ей, и себе по порции мороженого или какой-то другой сладости, а потом, когда Лу отказывалась, радостно съедал все. Он догадывался, что Лу прекрасно понимает эту его хитрость, но подыгрывает ему, и от этого любил ее еще сильнее.

Он хотел заскочить в «Мак» за мороженым, но опомнился: «Мак» закрыт, стоит с темными окнами, нагоняет уныние. В Заводске «Мак» был только на вокзале, в старинном здании с колоннами – это ужасно раздражало людей, чтивших прошлое, но нравилось Никите. Рядом с мертвым «Маком» раскинулась палатка с овощами и фруктами. Можно взять что-то из ее ассортимента. У палатки, белой в синие полосы, на манер американского флага, стояли двое – здоровый мужик, одетый не по погоде в футболку и шорты, и небольшая женщина, которую Никита не смог разглядеть – мужик ее заслонял.

10

Потом Лола ждала этой вороны с повесткой для Андрея, что было абсурдом, потому что прописан он был по другому адресу, да и не служил. Но в интернете писали, что утаскивали и таких, и Лола представляла, как рвет эту бумажку в мелкие клочки, повторяя: «Прочь от моей семьи, прочь! Улетай, улетай, проклятая, не отдам!» (Прим. авт.)

– Клубника наша? – спросил мужчина продавщицу, восточную женщину лет пятидесяти.

– Израиль, – ответила та. – Для наша рано.

– А сертификат на нее у тебя есть? Или как там… разрешение от санстанции?

– Все есть, все есть, – закивала продавщица, впрочем, даже не сделав вида, что ищет какие-то документы.

– Взять?..

Спутница мужчины что-то тихо ответила, видимо, выразила желание поесть клубники, поэтому он продолжил:

– Я тут недалеко живу, тетка, и если вдруг не дай бог эта клубника говном окажется, я сюда приду и в глотку тебе ее затолкаю…

Невидимая женщина хихикнула. Продавщица не повела и бровью.

– Хороший клюбника, – только и сказала она.

– Дайте две упаковки.

– С вас пятьсот тридцать четыре.

Мужик, нервно подрагивая волосатой ногой, принялся рыться в кармане, отыскивая мелочь.

– Пятьсот… десять… двадцать… черт, больше нет.

– Пятьсот тридцать четыре.

– Тетка, ты же не в магазине, с тобой же торговаться положено, ты в своем уме?

Продавщица молча убрала пластиковые лотки с клубникой в сторону. Никита поразился ее упорству и, желая подыграть, протянул тысячу:

– Сдача найдется или мелочь поискать?

Мужик прошил его злобным взглядом, матюкнулся, но женщина, все так же невидимая Никите, что-то сказала ему, и они ушли.

Клубника наверняка была безвкусной, но это уже не имело большого значения. Никита подумал о том, что в красках расскажет Лу, как обошел наглеца, но в ту же секунду ему стало неловко и стыдно и за этого мужика, грозившего затолкать клубнику тетке в глотку, и за его спутницу, и за себя самого, так по-дурацки потратившего деньги, которых у них с Лу было не так уж много. Поэтому в итоге он ничего не сказал Лу, хотя она ни в чем бы его не упрекнула.

Они приехали в Россию проведать родителей. Думали, что задержатся, но февраль решил все.

До Москвы – на поезде, а дальше был взят билет на самолет. Лу боялась летать (пусть и не в первый раз, а всегда страшно, как в первый), но стыдилась говорить об этом, поэтому тихонечко млела на заднем сиденье машины, вполуха слушая разговор Никиты и водителя:

– Говорят, пограничники могут попросить телефон, почитать переписки… да, ватсап, телегу…

– Надо поудалять лишнее. А если что-то не то найдут, не выпустят?