Уиронда. Другая темнота (сборник)
Шрифт:
Надо поторапливаться.
Главное не думать о том, что сумерки захватили мир, запачкав темно-синими пятнами исчерканное ветками небо.
Не думать об отце в полутьме коровника, о брызгах серого вещества и осколках костей, которые только что были лишним черепом теленка: все это в прошлом.
А от прошлого какой прок?
Надо жить настоящим и будущим, отыскать Мириам и отвезти ее в «Дентику». Может, она уже на парковке? Может, не стала его ждать, а нашла дорогу сама?
Она всегда так делает, разве нет? К черту…
Он поскользнулся
Дыши. Дыши. Успокойся.
Он сосчитал до десяти в обратную сторону.
10… 9… 8…
Сколько он уже идет? Икры, спина и ягодицы болели невыносимо.
Марио представил себя и жену в ресторане клиники, словно это эпизод из какого-нибудь фильма: вот они нарядно одетые, расслабившись, сидят в уютном теплом зале, пьют красное вино, пробуют блюда национальной румынской кухни и смеются над злоключением
злоключением?
произошедшем с ними в этом странном лесу в этой странной долине.
Узкая, заваленная камнями тропинка, по которой было очень трудно идти, напоминала шрам на спине крутого холма; свет телефонного фонарика оказался плохим помощником в том, чтобы не оступиться.
Стараясь не позволять своим мыслям вторгаться на запретные территории, Марио снова и снова заставлял себя думать, какие насекомые и змеи ползают в траве леса Хойя-Бачу, в темноте, куда не может добраться тусклый свет.
– Мириам!
– Ириам! Риам! Иам! Ам!
Имя эхом пронеслось по лесу, став почти неузнаваемым. Озадаченный Марио Аррас сбавил шаг и внимательно прислушался.
Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы эта дорога оказалась верной, чтобы Мириам уже вышла на парковку, чтобы все было хорошо…
Он протянул вперед руку с телефоном, освещая тропу, и поклялся, что если благополучно доберется до места, то, вернувшись в Италию, сходит в церковь и поставит свечку.
– Мириам, Мимираириамм, Мимимимириариариариаммммм!
Он замер, увидев, как в сгустившихся сумерках засветились два бледно-голубых глаза.
Затаил дыхание.
Примерно минуту старался не издавать ни звука.
Но эхо все же вернулось и, вопреки всем законам физики, не стало тише, чем крик.
А наоборот, зазвучало намного интенсивнее, в десятки раз. И громче.
– МимимимимимимимимимимириариариариариариариаРИАРИАММ-МММММММ!
Он присел на корточки, уперся локтями в бедра и, выронив телефон, закрыл руками уши.
Засмеялся.
Захохотал.
Отчаянно, горько, безумно, всем телом сотрясаясь в рыданиях. В конце концов ощущение беспомощности, невыносимая усталость, дрожь от потной, прилипшей к телу одежды, продуваемой ветром, сделали свое дело – у него началась историка.
В какой-то момент каждой клеточкой своего тела он вдруг понял, что стань этот звук
РИААААМММММММММ!
громче хотя бы на один децибел, его организм не выдержит и сломается.
Барабанные перепонки лопнут.
Мозги расплавятся.
И по сравнению с этим то, что он заблудился в гребаном лесу, о котором слагают гребаные легенды, покажется ему сущим пустяком.
Согнувшись пополам, с вытаращенными глазами и звенящей, как тибетская поющая чаша, головой, Марио в ужасе закричал, пытаясь заглушить эхо имени, которое произносил каждый день, почти два десятилетия.
Мириам.
– Где я? Что здесь происходит? Есть тут кто-нибудь? Людиииии! Помогитееее!
Тишина.
Внезапная, неправдоподобная.
Издевательская.
Медленно, с опаской он отнял руки от ушей.
Тишина.
Поднял смартфон, посветил фонариком, словно разбрасывая вокруг дротики света,
ему кажется или между платанами стоит олень?
открыл рот, чтобы позвать жену, и вдруг замер, шлепнув себя ладонью по губам, как будто в приличном обществе чуть не сорвалась с языка какая-нибудь пошлая шутка.
Тихо, молчи.
Если оглушающее эхо повторится, придется просто падать на землю и ждать – или спасения, или конца.
Нужно молчать.
И убираться отсюда.
Несколько минут он торопливо шагал по тропинке, чувствуя, как колотится сердце, а потом увидел развилку.
Куда идти?
Он чертыхнулся и наугад, не задумываясь, выбрал правую дорожку.
Казалось, она была проложена в кишечнике огромного зверя – ветки деревьев со всех сторон сплетались так плотно, что сквозь них не проникал ни один луч света; Марио Аррас вдруг представил себе, что лес Хойя-Бачу – живое существо невероятных размеров, оно спит и видит сны, мучая тех, кто осмеливается вторгаться в его плоть из деревьев, кустов и травы.
Что там говорил водитель Ади о древних обитателях Валеа Лунга? Великаны. Огромные, как горы, до самого неба. Они пожирают людей…
Пройдя еще несколько сотен метров, он заметил яркий свет в конце мрачного туннеля, боровшийся с темнотой, с окончательно спустившейся ночью. Изумрудная корона из листьев и травы сияла, как портал в другое измерение.
Марио бросился к выходу и вдруг, совершенно неожиданно, оказался на парковке.
Дневной свет обрушился на него с такой силой, что едва не сбил с ног; после блуждания по темному лесу, ослепленный солнцем, он несколько секунд видел лишь расплывчатые силуэты на белом фоне.
Оказалось, это толпа румын, которые, смешно пританцовывая в дыму от гриля, заливали в себя пиво из огромных темных пластиковых бутылок.
«Vrei sa pleci dar nu ma, nu ma iei, nu ma, nu ma iei, nu ma, nu ma, nu ma iei!» [24] ,– кудахтал громкоговоритель.
Дети играли во фрисби.
Рядом носилась собака, держа в зубах сосиску, а за ней бегала светловолосая девушка; от одного взгляда на ее шорты у любого мужчины легко мог случиться инфаркт.
Солнце, льющее живительные лучи на долину Валеа Лунга, стояло высоко в небе.
24
Досл. «Ты хочешь уйти, но не берешь меня с собой, не берешь меня с собой, нет, не берешь меня с собой, нет». Строчка из песни «Dragostea din tei» поп-группы O-Zone.