Укус пятничной ночью

— А ты должна не лезть не в свое дело.

Я услышала пронзительный вздох, зная, что причинила ей боль.

Я немедленно пожалела об этом, но была слишком сердитой, слишком усталой от того, что не имела никакого контроля над своим телом, своей жизнью, своим временем, чтобы извиниться.

Она причинила мне боль и я вернула удар.

— Мы должны закончить эту беседу прежде, чем скажем что-то, о чем потом пожалеем, — сказала я спокойно.

— У меня достаточно времени, чтобы справиться, не говоря уже о том, что я должна быть у отца через несколько часов.

— Ты знаешь что, Мерит, если твоя жизн не мое дело, то твой папа выходит также.

Я не могла говорить, не могла понять, как ответить на это.

И даже если бы я хотела, эмоция сжала мое горло.

— Возможно это — генетика, — продолжила она, очевидно не желая оставить этот аргумент.

— Возможно это — человек, которым он просит, чтобы ты была.

У нас обоих сейчас разные жизни больше жизни, чем мы была несколько месяцев назад.

Но Мерит, которую я знала, не оттолкнет этого парня.

Не этого парня.

Подумай об этом.

Телефон оборвался.

Стеклоочистители ударили по стеклу, когда я ехала, летней ночью мокрой и влажной, стремительные облака бросающиеся через небо ниже более темной, зловещей массы, которая пульсировала с ветвящимися нитями молнии.

Я припарковалась перед архитектурно строгим зданием, в которым был спортзал, где я обучался с Катчером, и побежала внутрь, чтобы избежать падающего дождя.

Катчер был уже там.

Он стоял в середине синего гимнастического коврика, который заполнил тренажерный зал, одетый в футболку и разминочные штаны.

Его голова склоненна, глаза закрыты, руки прижаты друг к другу молитвенно.

— Садись, — сказал он, не открывая глаз.

— Добрый вечер и тебе сенсей.

Он открыл один глаз, и взгляд, который он кинул мне, не оставил сомнений о том, как неостроумным нашел возражение.

— Садись, Мерит.

На сей раз его слова были резкими.

Я выгнула брови на него, но сняла мою послужную куртку и заняла место на одном из оранжевых пластмассовых стульев около двери.

Катчер оставался в своей позе тихой концентрации в течение нескольких минут, наконец подвинул плечами и открыл глаза.

— Занимаешься медитированием? — я слегка спросила.

Он не ответил, но решительно шагнул ко мне, с достаточной злобой в его взгляде, чтобы ускорить мое сердце.

— Проблемы? — спросила я его.

— Заткнись.

— Что, прости?

— Заткнись.

Катчер ступил передо мной, вытянул руку через его челюсть, затем поместил свои руки на подлокотники.

Он наклонился вперед.

Его тело выгнулось ко мне, я вжалась в стул.

— Она — мой наивысший преоритет.

Мне не нужно спрашивать, кто “она”.

Очевидно, Мэл позвонила Катчеру.

— Она несчастна.

Он сделал паузу, бледно-зеленые глаза скользили взад и вперед по моему лицу

— У нее трудные времена.

И я так понимаю, что у тебя трудные времена, Мерит.

Иисус знает, все мы получаем это.

У тебя были проблемы, приспосабливаясь к переходу от человека к вампиру, и теперь ты, кажется, испытываешь затруднения, помня свое человеческое.

Он постепенно наклонился вперед.

Мое сердце начало колотиться, теплота, текущая через мое тело как беспокойство, и адреналин вытащили вампира из сна, выдвинули ее ближе к поверхности.

Не сейчас, я попросила ее.

Не сейчас.

Она смотрела, она знала, и он управлял бы мной.

Ни к чему хорошему это не приведет.

На долю секунды, я подумала, что он знал, его бровь дрогнула, когда он склонился надо мной.

Я закрыла глаза, считая назад, пытаясь оттолкнуть ее, как раз когда я чувствовала ее выше меня, большая часть ее тела сидело по моем стулу, слабое шипение скрытого волшебства, электризующего воздух.

Медленно, по одной капле за один раз, я чувствовала, что она отступила.

— Она испытывает затруднения, приспосабливается, Мерит, точно так же, как делала ты.

И она там для тебя.

Это — время для тебя, чтобы быть там для нее.

Сократи ее, и немного ослабеет.

Я знаю, что она сказала некоторые…

прискорбные вещи.

И поверьте мне, она это знает.

Я открыла глаза, держа свой пристальный взгляд на его футболке и немного кивнула.

Со скрипом пластмассы он выпрямился, сделав шаги назад, и посмотрел вниз на меня, скрестив руки на груди

На сей раз его выражение имело намек сочувствия.

Его голос был также более мягким.

— Я знаю, ты пытаешься помоч Этану.

Чтобы получить ему доступ, делаешь свою работу.

Я получаю это.

И может быть, проблема здесь, может быть, это не так.

Откровенно говоря, это — твой бизнес, не мой.

Но прежде чем вы оттолкнешь всех, кто заботится о тебе, Мэллори или Моргана или кого-либо, следует помни, кем ты была до изменения.

Попробуй найти какой-то баланс.

Попытайся найти место в своей жизни для вещей, которые имели значение до того, как он изменил тебя.

Он нсобрался отвернуться, но, видимо, передумал.

— Я знаю, что у тебя ограниченное время сегодня, но ты лучше будь готова стараться изо всех сил

Если ты собераешься стоять Страж, то, черт возьми, будь готова к этому.

Я покачала головой, раздраженная, что он предположил, что это нехватка усилий, попыток, которые препятствовали мне быть борцом, которого он хотел, по сути все было наоборот.

— Ты не получмшь это, — сказала я ему.

Его брови поднялись, удивление было очевидно на его лице.

— Тогда просвети меня.

Я смотрела на него, и в течение долгого, тихого момента и я почти сказала ему.

Я почти доверилась ему, проверив себя, достаточно чтобы спросить его об этом, сказать ему, что я был сломана — что мой вампир был сломан.

Отдельно, как-то.

Но я не могла заставить себя это сделать.

Я попыталась начать обсуждение темы однажды; он избавился от моего беспокойства.