Улей. Отверженная
Шрифт:
— Мы поступим следующим образом. Отправим Вторую на поиски ее сбежавшего возлюбленного, а затем поможем им вместе добраться до Пристани и вернуться в мир гуманоидов — нашей теперь дружественной расы. Следует передать ответное послание моему старому знакомому. Он должен подготовиться к нашему прибытию.
— Я больше не собираюсь быть твоей марионеткой. У тебя уже есть одна, — кивком указала на сестру, но та, высокомерно задрав нос, отвернулась. — Имей совесть!
— И к этому чувства пропали?! — с наигранной досадой Палач покачал головой. — Только я решил твою невменяемость обернуть во благо…
— Что ты задумал?
— Переселение.
— Ты разве не сам этому помешал? Переметнулся на сторону Короны. Не позволил Несогласным уйти…
— То сражение было проиграно. А я, в отличие от других, всегда умел подстраиваться под обстоятельства. Как видишь, выжил и добился своего. Учись!
— Мы бы сами к этому пришли через год-другой. — Во мне весьма несвоевременно проснулся ярый спорщик. Ужасно жаль было Королеву, что пригрела подле себя такую гадюку.
Словно прочитав мысли, он прищурился и хмыкнул, оглаживая пальцами подбородок.
— Уже на протяжении тысячи лет я жду, жду и никак не дождусь. Мертвая земля делает нас все слабее. Не рождаются более детеныши с собственным источником. Только пустые оболочки. И это не воля Королевы, а природа мира такова — она обезображивает, тянет из Улья все соки, чтобы плодить еще больше тварей. Мы неизбежно угасаем.
Я хоть и ловила каждое слово, не могла проникнуться его напыщенной речью.
— Правящий Совет…
— Пережиток прошлого! Легкое внушение — и Королева видит заговорщиков даже среди своих поверенных лиц.
— Она… — упрямо начала я, но меня вновь перебили.
— Не святая, не богиня. Корона на ее голове уже давно упиралась в небо, а многолетнее правление бесхарактерными, запрограммированными подданными сказалось и на его качестве. Так она пошла еще дальше! Вернулась к идее с андроидами, думала, те будут надежнее и вернее. — Он усмехнулся, явно вспомнив поступок моего металлического Кира. — Откровенно говоря, ей было плевать на колонию, лишь бы сохранить собственный комфорт и мягкое кресло, именуемое троном.
— Ты тоже не похож на того, кто склонен к самопожертвованию.
Палач расхохотался и посмотрел на меня почти по-доброму.
— Жертв больше не будет. С нашей стороны точно.
А я поджала губы. Знала ответ на свой следующий вопрос: мир людей ожидает серия катастроф, затем вымирание их вида, а то и вовсе пожизненное рабство. Люди расточительно используют свои природные ресурсы, хоть и прекрасно знают им цену. Они никогда не отдадут пришельцам клочок плодородной земли. Да и Палача клочок не устроит. Будет война, много смертей. Красивый мир зачахнет. Величественные города превратятся в руины, затем в пыль — и в пустыню. А в центре останется одно осиное гнездо. Давным-давно мы перестали быть «трудолюбивыми пчелками», эволюция не пощадила — каждый обрел острое жало и чрезмерные амбиции. Док оказался прав: одиночество испортило нас окончательно. Раздуло до невероятных размеров самомнение и ко всему прочему утешило полнейшей безнаказанностью. И я тому наглядный пример…
— Нет. Я не буду в этом участвовать.
— Будешь, — спокойно отозвался Семьдесят Первый. — Сама побежишь.
— Бежать-то некуда. — Я впервые позволила себе улыбку за этот длинный, бесконечный день. — Портал схлопнулся.
Жаль, Волк не узнает, что своим поступком спас целый мир.
Королева заметно побледнела и, крепко выругавшись, соскочила с трона.
— Дрянь! Может, все же убить ее? — Вопрос, адресованный наставнику,
повис в воздухе тяжелой грозовой тучей.Впервые сквозь его холодную надменную маску проступили настоящие человеческие эмоции. Черный Каратель был в бешенстве. Сетка вен пульсировала на его лице, отливая всеми цветами радуги, подсвечивала заточенную в бренном теле колоссальную мощь. Завораживающее зрелище — безобразное и красивое одновременно! Первая Сотня… боги, что осели не в том месте, не на той земле. Любой из них мог раздавить меня одним пальцем, хлопнуть, как мошку, стряхнуть, как надоедливую ворсинку, прилипшую к рукаву. Прибили бы и не заметили. Один только Палач сделал бы это с особым, изощренным удовольствием, ведь такова его суть, его предназначение.
— Что ж, подождем, — наконец, ответил он, разорвав тягучую безнадежную тишину, — рано или поздно дверь откроется, к тому моменту мы должны быть во всеоружии…
Мои новообретенные родственники оказались неприятными до мурашек по коже. Только лекарь-отшельник, по крови приходившийся мне дядей, представлялся самым адекватным. А Волк еще звал его полоумным стариком. Да он просто остальных не видел! Впрочем, сейчас родственные узы не имели в Улье никакого значения. Так, небольшая формальность. В центре репродукции вели учет, дабы не смешивать кровь будущих поколений.
Я шла по Лабиринту, размышляя о том, как славно было быть Ники. Она-то считалась сиротой.
— Чертовы близнецы, — ругался за спиной Первый, провожая меня в тюремную камеру. За ним топали гвардейцы, а замыкал шествие Четвертый. На одном из переходов возникла толкучка, и он попытался схватить меня за руку и что-то сказать. Я отступила, отвернулась. Возможно, какие-то забытые чувства и проснулись под воздействием Оков, однако тут же сдохли, как только он навел на меня смертоносный заряд. Свинью на трон посади, он будет верен ей! И хрюкать будет с той тональностью, с которой она велит.
Четвертый попытался уловить отголоски моих мыслей и изменился в лице, когда наткнулся на толстую поросячью задницу с винтом-хвостиком, повернутую в его сторону. Рассердился, окликнул, не стесняясь других. Гвардейцы шикнули на него, предупреждая: «Разговоры с заключенными ведутся в строго определенном месте». И это был, конечно, не коридор подземелий.
Мы прошли мимо Восьминожки. Вероятно, новая Королева посчитала, что отверженную сдержат и обычные клетки. В общем-то, она была права.
Мы остановились в секторе А — для самых опасных. Первый приложил усилия, чтобы толкнуть толстую огнеупорную дверь. Я вошла в камеру сама, не сопротивляясь. Разведчик проводил меня подбадривающим взглядом и вымолвил одними губами: «Неделя». Мысли его, в отличие от Четвертого, были кристально прозрачными. Он не собирался сдаваться, но понимал, что для бунта нужно подходящее время.
Я кратко кивнула и расслабленно привалилась к стене, до тех пор, пока не услышала до боли знакомый хриплый голос.
— Он просил передать? Что ж, как не подсобить своему учителю.
Я похолодела и распахнула глаза, озираясь по сторонам. У входа стояли гвардейцы, и держали закованного в наручники Тринадцатого…
Давний страх сковал позвоночник. Нервные окончания пульсировали, проверяя живо ли тело, однако ни руки, ни ноги не отзывались на приказ головного мозга.
— А ничего, что я полезу в башку нынешней Королевы? В первый раз-то она была разведчицей. Молодой, невинный разум…
— Она не Королева, — сухо ответила стража.