Улей. Отверженная

— Ты вернулась, — тихо и как-то обреченно вымолвил он. — Не верю.

Чтобы подсластить его необъяснимую горечь, Вторая лизнула бившуюся жилку, прикусила кожу под ухом. И едва не заурчала, когда сильные руки в ответ стиснули талию.

Да, я любила его — любила так, как нельзя в Улье. Как Ники — Кира: исступленно, болезненно, чрезмерно.

— Ненавижу тебя, — прошептала, скрещивая ноги на его пояснице. Еще ближе, еще плотнее, чтобы касаться всем телом. Каждой клеточкой…

— На благо Королевы, это взаимно, — донеслось уже сквозь туман, и ревущая пучина прошлого поглотила нас обоих с головой.

Как же я скучала! По этим умелым скольжениям пальцев, губ, языка… Они заставляли изгибаться до хруста в позвоночнике, до боли в суставах, до резких вздохов. Просить продолжения — нет, умолять. Да я готова была вечно служить за то мгновение абсолютного счастья, что он мне дарил! Агрессия чередовалась с лаской, дикое вожделение — с нежностью. Разведчик знал не только болевые точки, он вновь и вновь исследовал мое тело, возносил нас обоих на пик блаженства и толкал с вершины вниз, в бездонную пропасть. И я падала, постоянно падала, и каждый раз заново взлетала — на крыльях, что раньше служили страховкой и опорой по жизни, а теперь явственно ощущались в одних фантазиях…

Прошлые связи разом поблекли, ничего не осталось. Даже бережно хранимый образ Кира померк, почти стерся. И причиной тому были не безусловные таланты Четвертого и даже не его знания акупунктуры. Сила, что он вливал щедро, не прося ничего взамен, текла по венам, разжижала не только кровь, но и мозги. Для отверженной — словно глоток воды в пустыне! Я пила и не могла напиться.

— Тише, малышка. Мы наверстаем, но не все сразу… — хрипло произнес бывший напарник, отстраняясь и щурясь, как мартовский кот.

Проклятье! Я и забыла, как тонка грань между страстью и одержимостью…

Пелена удовольствия спала так же резко, как и накатила. Вернулась реальность — серая, обыденная, мертвая, как и весь этот мир. Унылый ландшафт, кривые лысые горы, оставленные за спиной, сухое голое дерево и равнина, покрытая ядовитыми колючками. Кратковременная феерия закончилась, а правда совсем не радовала.

— Почему ты отказал Королеве? — рассеянно вопросила я, собирая остатки одежды. — С ней у тебя всегда была полноценная связь и высокий уровень привязанности.

Четвертый приподнялся на локте, заглянул мне в глаза и спустя некоторое время ответил:

— Ты ни при чем. Не переживай.

Возможно, у разведчика были какие-то собственные принципы, но Ее Величество, как и любая особь женского пола, видела за словами отказа меня — свою потенциальную соперницу. Она разделила нас, заставила Командиров придумать график, где мы бы не пересекались — ни на заданиях, ни в Улье. «Злокачественный союз» — так называла она наши отношения.

— Говорила, накажет, — тихо обронил разведчик, задумчиво созерцая пейзаж. — Всех чувств лишит. А ведь наврала…

Королева и наказала. Но только не его.

Это мое сердце сжалось настолько, что Ее Величеству стало в нем тесно. И она ушла, забрав у Второй ее единственную человеческую способность — любить. Вероятно, рассчитывала привязать к себе одной лишь силой, да вот прогадала — и с той нитью в скором времени было покончено.

— Зачем? Зачем, проклятье, тебе дался этот трон?!

— Ты знаешь зачем… — Прямой взгляд в его сияющие зеленые омуты и рваное дыхание, скользящее по колючей щеке. — Из-за тебя. Все началось из-за тебя…

— Врешь! — Ладонь со злостью впечаталась в землю, аккурат в то место, где мгновением ранее нежилась я. В воздух взмыл столб пыли. Черные мощные крылья яростно хлопнули, сдувая его. Разумеется, никто не желал оказаться виноватым… даже непробиваемый во всех смыслах Четвертый. Я смотрела на его ставшее вдруг хмурым, ожесточенным лицо и думала…

Прав ли он? Не знаю.

Я уже ничего не знала.

Помнила ссору, крики, ругань — благо они случились в гетто. Мы слишком заигрались в «счастливую семью», пора было заканчивать. Пустышка окрепла, адаптировалась и больше в нашей помощи не нуждалась. Я не хотела делить любовника с Королевой, но знала, она не потерпит отказа и рано или поздно добьется своего. Мысль эта не давала покоя, душила, вгрызалась в мозг и пускала метастазы по всему телу. Ревность — тяжелое бремя, и от нее я светилась, как рождественская елка на ежегодном людском празднике. Сила сносила все внутренние преграды и прорывалась болезненными язвами то тут, то там. Решение, единственное и невероятно простое, крутилось бешеным волчком в голове, но вот выбор оказался не в пример сложнее, почти непосильный: либо я, либо она. Потому что как прежде уже не будет…

Королева сделала неправильный ход — избавила свою неверную слугу от противоречивых, мучительных по своей сути чувств. И вскоре пришло облегчение, а вместе с ним и новый зуд, куда опаснее прежнего.

Не стоило врать себе.

Интерес к трону проснулся не из-за красавчика Четвертого, и даже, признаться честно, не из-за сероглазой девочки с поломанными крыльями. Просто они оба, сами того не осознавая, послужили спусковым механизмом…

А зудом, что привел к краху весь Улей, оказались мои неуемные амбиции. Понятия не имела, откуда они взялись — такие опасные, честолюбивые, чуждые природе разведчика. Должно быть, корнями уходили в генетический код, полученный от Первой Сотни.

Мое наследие, единственное и проклятое.

Город уже спал. В трактире Сотого горел последний фонарь-светлячок. Он освещал стол, где расположилась большая компания. Среди последних посетителей были трудяги разных уровней, но в основном разведчики и диспетчеры из центра. Рядом со мной сидел Док, с еще настоящим лицом и той же скупой мимикой. Случайно затесавшись, он не участвовал в нашем шумном разговоре и молчал весь вечер. Поэтому я, немного оглушенная крепкой медовухой и всеобщим вниманием, даже не сразу поняла, кто сказал:

— Вам разве не запретили видеться?

Его вызывающий тон не имел ко мне никакого отношения. Он завидовал Четвертому — тому, кто нагрянул в уже закрытый бар. Так легко получить приглашение в фавориты, да и еще взять время на раздумье — в голове ученого никак не укладывалась логика конкурента.

— Я не к ней, — сказал как отрезал и сел за соседний столик, буравя меня злыми зелеными глазами.

Четвертого считали опасным, но не шибко умным. Потому не придали особого значения, мол, захотел расслабиться, чего тут зазорного! Отсутствие какого-либо персонала и поднятые стулья разведчика не смутили. Его в принципе редко что могло смутить. За это он мне и нравился.

На дисплеях, переведенных в спящий режим, стояла зазывающая заставка: «Приходи — не робей, выпивай и здоровей!», придуманная лично хозяином заведения. К слову, тот отсутствовал в зале, занимался инвентаризацией в кладовых. При нем я, конечно, не решилась бы затеять одну веселую, беззаботную игру. Сотый по роду деятельности был просто кладезем полезной информации, но при этом и верным рабом Короны…

— Вторая, а кем был бы я? — сказал изрядно захмелевший координатор — Двести шестой. Он был последним на очереди.