Ульгычан, или хроника турпохода

ИФ снял с него наручники:

– Никуда ты не пойдешь, по крайней мере до утра. Оружие получишь, когда немного успокоишься, - забрал ТТ, Андрееву финку, а заодно - бластеры у Ладки и Лэлсы, и растворился в темноте.

Приблудный осторожно пощупал подбитый глаз, потом шишку на затылке, глянул на пальцы - нет ли крови. Равнодушно махнул рукой на предложение Лэлсы помочь. Сел поближе к костру, по своему обыкновению обхватив руками колени.

Он молча смотрел, как танцуют и мечутся синеватые языки пламени на затухающих углях: безысходной тоской веяло от его согбенной фигуры, от скорбно застывшего лица. Время от времени его начинало клонить в сон, здоровый глаз слипался, но он снова вскидывался и смотрел в костер остановившимся взглядом.

– Эй, Андрюш, иди-ка сюда, залезай к нам, а то совсем замерзнешь.

Ну вот, так-то будет лучше. Я развешиваю на лиственнице не то чтобы отстиранные, но мокрые шмотки и тоже забираюсь под спальники. Ладка сидит, прислонившись спиной к камню. Справа от нее свернулся клубочком Лэлса - и уже крепко спит. Слева - Андрей. Я кладу голову ему на колени, Ладка обнимает парня за плечи:

– Успокойся, все ништяк.

Но Приблудный, кажется, и не слышит, не чувствует наших прикосновений. Совсем плохо, надо принимать меры. Срочно! Занять, что ли разговором? Только так, чтобы без эксцессов...

– Лад, расскажи "Властелина колец"!

Ответный взгляд: "Хоть "Капитал" от корки до корки".

– Андрей, ты слушай, слушай! Она сейчас роман будет тискать, интересный, ты его точно не знаешь.

– Я начну с самого начала? Нет возражений?.. В общем так. Давным-давно, в некотором царстве, в некотором государстве жил-был в норке под землей хоббит. Но не в сухой песчаной норе, где не на что сесть и нечего съесть, и не в мерзкой сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью. Нора была хоббичья, а значит благоустроенная... Погожим весенним утром хоббит сидел на пороге своей норки - а там был порог и симпатичная круглая дверь, покрашенная зеленой краской. Он сидел на пороге и курил длинную вересковую трубку...

Ладка оседлала любимого конька. Толкиен - наша давняя слабость. Переведена только часть его вещей, но моя подруга читала в оригинале почти все. Пересказывать - не на одни сутки хватит, а чем больше лапши она сейчас навешает на уши Приблудному, тем лучше. Через некоторое время, чувствую, ему становится интересно.

Я-то знаю первые две книги чуть не наизусть: слушаю вполуха и вспоминаю, как раз пятнадцать перечитывала "Хоббита", как замирало сердце над "Хранителями". Примеряла на себя судьбы героев, думала: мне бы так. На тебе! За что боролась, на то и напоролась: "смерть по пятам и за каждым поворотом". Одним словом, приплыли, моя прелес-с-ть!

Ладка достает из чехла гитару, настраивает ее, берет пару аккордов - и вдруг останавливается, ошалело смотрит на свою левую руку. Шевелит пальцами, сжимает кулак, потом закатывает рукав и начинает разматывать бинт. Переводит взгляд с едва заметного рубца на руке на мирно спящего Лэлсу, сует бинт в карман.

"За синие горы, за белый туман,

В пещеры и норы уйдет караван

За быстрые воды уйдем до восхода

За кладом старинным из сказочных стран..."

Уже занимается на востоке заря. На траве, на камнях, на полиэтиленовой пленке, которой мы укрылись поверх спальников - всюду капельки росы. Засыпая, слышу, как о чем-то перешептываются Андрей и Лада, но смысл слов ускользает...

Двенадцатый день

Я проснулась на удивление бодрой и отдохнувшей, даже локоть почти не ныл. Вылезла из-под спальника, озираюсь по сторонам.

Господи! Красотища-то какая! Воздух прозрачен и чист. Еще холодное, но ясное солнце встает из-за сопок. Ярко голубеет небо. Скалы, золотистые на солнце и густо-синие в тени, отражаются в зеркальной глади озера. Заросли кедрового стланика в распадках курчавятся веселой темной зеленью, молодые лиственницы - как язычки прозрачного золотого пламени, брусничники и голубичники на склонах вспыхивают пунцовым и алым.

Но там, внизу, где еще холод и тень, где еще не рассеялись клочья тумана, уродливо торчат лагерные вышки. Одна из них разворочена взрывом. У ворот - какая-то кутерьма. Всматриваюсь получше: вешают новый лозунг... А ну их к лешему! Такое утро хорошее, не хочется портить себе настроение.

Лэлса сидит у костра и стругает какую-то коряжину: обгорелая деревяшка на глазах превращается в симпатичного зверька, что-то среднее между кошкой и куницей. Мордочка у зверька - забавная, хитрая и озорная. Очень похоже выражение - на лице автора. Массаракш! Он ведь, правда, не врал, что к утру будет в порядке. Сквозь многочисленные дыры в комбинезоне видно, что жуткие ожоги за ночь почти прошли. Во всяком случае, подсохшие болячки ничуть не мешают ему двигаться. А там, где были просто ссадины - все зажило без следа. И самое главное: на лице - ни тени вчерашней боли: он весел и беспечен, как мальчишка на пикнике, он наслаждается, ловит кайф...

Мы встретились взглядами - и на меня будто ледяным ветром пахнуло. Черные глаза. Непроницаемо черные. Они жадно, ненасытно ловят яркий утренний свет - и поглощают его без остатка. С такими глазами не нужно темных очков: все равно никто не прочтет их выражения. К ним бы и лицо - невозмутимую маску. Богатая, живая, абсолютно человеческая мимика Лэлсы почему-то еще больше сбивает с толку...

Над огнем закипает котелок, Ладка с серьезной миной вершит свои зажимпродские дела. Иду умываться. Долго и с удовольствием плещусь в ледяной воде. Ладка стучит ложкой по миске, созывая народ завтракать. На одном дыхании взлетаю к лиственнице.

– С добрым утром!

– Привет!

– Утро и правда доброе, - Лэлса широко, радостно улыбается, откладывает в сторону свою поделку, берет миску с кашей. Несколько минут мы молча поглощаем свои порции. Вкусно, но мало. Вместо чая ИФ заварил какие-то травки.

Все пялятся на Лэлсу, будто в зоопарке. Его самообладанию можно позавидовать: лопает кашу, как ни в чем ни бывало. Если бы не белоснежная кожа и глазища в пол-лица, он был бы вылитый японец. Или нет - скорее смахивает на героев тех комиксов "Манга", которые один мой знакомый охапками привозил из Японии. Лицо абсолютно гладкое: ни усов, ни бороды, хотя в такой обтягивающей одежде пол не вызывает сомнений. И не ребенок он, потому что в уголках глаз и у рта при ярком освещении отчетливо различима сеть мелких морщинок.

Вообще-то, положа руку на сердце...Облик достаточно экзотический, но встреть я этого Лэлсу нормально одетым где-нибудь на улице - не обратила бы внимания. Разве что задалась вопросом, крови каких народов в нем намешаны. На тех двоих, что преследовали Ладку, он совсем не похож. Но комбинезон - такой же, в точности, и бластер, который он с собой приволок...

Доедает свою порцию, аккуратно отставляет миску в сторону.

– Я должен вам кое-что рассказать, - быстрый взгляд огромных, беззвездной черноты глаз, тонкие пальцы нервно играют сухой лиственничной веткой.
– Даже не знаю, с чего начать. Простите...

Этот тип изъясняется по-русски свободно, почти без акцента. Голос - красивого, необычного тембра, неожиданно глубокий и звучный для такого замухрышки.

– Я говорил вчера, что все это устроили космические пираты. "Редкое, не представляющее особой опасности явление", - невесело усмехнулся, будто передразнивая кого-то.
– А впрочем... Мое полное имя - Лэлса Арен дэн Синорэ. Я родом с планеты Эдэлсэрэн, четвертой в звездной системе Дэлэрсэна. Я попал в плен к пиратам три марсианских года назад. Не соображу, сколько это на ваш счет...