Ульгычан, или хроника турпохода

После долгой паузы:

– Ольга, ты где живешь?

– В Москве, на Филях. А что?

– Просто интересно. Фили - это ведь не Москва, это Подмосковье. Мы там на даче жили - еще до войны.

– То до войны. А теперь это Москва, давно уже. Большие дома. Первые построили как раз в конце сороковых - начале пятидесятых.

Мне тяжело стоять, и я облокачиваюсь о камень. Андрей присаживается на корточки.

– А Мой дом - на Сретенке...

Рассказывает, как жил там в коммуналке на пятерых хозяев вместе с мамой. Как в 1942-ом убили под Ленинградом его отца, и они с двоюродным братом совсем уже собрались бежать на фронт...

– Как мама там - одна? Сволочи!.. Ольга, ну неужели и у вас все так же?

– Как "так же"?
– хотя я прекрасно понимаю, о чем он говорит. Пару лет назад начала бы с горящими глазами рассказывать про перестройку, а сейчас... Ладно, замнем для ясности.

– Андрюш, ты извини, но мне, если честно, не до разговоров о несправедливости жизни. Мне бы лучше лечь. Пошли наверх. Дай руку, пожалуйста.

Пристраиваюсь рядом с Лэлсой и Ладкой. Они крепко спят, а я не могу заснуть. Ветер свистит, холодный осенний ветер, небо затянуто какой-то белесой мутью. Беспросветно, тоскливо, пусто. Вот ты какая на самом деле, чудная планета Колыма. Проклятый край!

Я все-таки уснула, но и во сне сердце не отпускала тоска. Может быть поэтому я так цеплялась за прикорнувшего рядом Андрея. Наплевать на живность, которая может наползти с его одежды: граница совмещенного времени - лучшая в мире дезинфекция.

К вечеру, когда Галка разбудила нас ужинать, немного разъяснилось, но стало еще холоднее. Усилившийся ветер тянул с востока тяжелые снеговые тучи.

Мужчины долго колдовали над системой противопехотных заграждений вокруг стоянки. В ход пошли отобранные у вохры автоматы и содержимое пиратских сумок. Теперь без шума к нам не подберешься. Главное - самим по дури не налететь на растяжку.

Мы обнаглели до того, что опять развели костер. Жмемся к огню в надежде хоть немного согреться. Дров мало и прогорают они до обидного быстро.

Солнце скрылось за вершинами сопок. Над миром царит фантастический по красоте закат. Небо, лимонно-желтое над горизонтом, выше становится льдисто-зеленым, прозрачным. Из разрывов антрацитовых с алым подсветом туч смотрят, не мигая, холодные яркие звезды.

Галка заворожено глядит на запад, губы ее шевелятся, шепча незнакомые стихи:

"Вечера здесь полны и богаты,

Облака как фазаны горят,

И на лагерных вышках солдаты

Обращаются тоже в закат.

Он остынет от жаркого блеска,

Станет ближе, понятней, ясней -

Этот мир молодых перелесков

Возле тихого царства теней..."

Космический холод медленно опускается на цепенеющую землю. Кажется, еще немного, и воздух тоже вымерзнет, упадет на камни белой росой - и нечем будет дышать. Но мерцают внизу живые огоньки поселка, весело трещат сучья в нашем костре. Его ласковое тепло и лица друзей, озаренные отсветами пламени, в тысячу раз прекраснее стылого великолепия небес.

Мы снова слушаем Лэлсу. Синяки с его лица уже почти сошли, но вид все равно больной. Кожа туго обтянула скулы, глаза стали совсем огромными и лихорадочно блестят, зубов теперь - примерно такой же некомплект, как у Зорина. Старается лишний раз не шевелиться и говорит глухо, вполголоса.

И опять меня накрыло наваждение - тень его памяти. Я могла бы сделать над собой усилие: перестать видеть. В иные мгновения мне очень хотелось так поступить. Как бывает - отворачиваешься от экрана телевизора, на котором мелькают слишком жуткие кадры...

Лэлса нарвался на скандал. Все данные о приходе-расходе рабочей силы шли через его руки. Диспетчеры по-прежнему жили в одном помещении с работягами, поэтому количество умерших и "отпущенных на волю" было для него не просто рядом цифр на дисплее. Население их блока за это время сменилось минимум трижды. Давно уже не было в живых человека, который советовал им не связываться с Чинхаром.

– Лаэ, придется запросить новую партию. Сколько у тебя подлежит выбраковке?
– вопрос Сенхары прозвучал неожиданно, Лэлса глубоко задумался и не заметил, как тот подошел.

– Сенхара! Как ты можешь? Это же люди, в конце концов! Я не могу больше считать. Хватит!
– резко развернулся вместе со стулом, чтобы посмотреть в глаза другу. Бывшему другу?

– Тут нет людей, Лэлса, включая нас с тобой. Забудь это слово. Мы все тут "лишенные родины". Из этого глайдера не выскочишь на полном ходу. Играй по правилам, и может быть доживешь до момента, когда сможешь устанавливать правила сам.

– Играй, без меня. Чинхар!
– впервые Лэлса назвал приятеля этим прозвищем, как пощечину отвесил. А у самого в ушах все еще звенел истошный вопль сошедшего с ума соседа по вагонке, стояло перед глазами его перекошенное лицо.
– Лучше в забой, чем так как ты...

– В забой? Тебе было мало? Глупенький Лэлса! Я ведь тебе добра хочу. Ну, иди куда хочешь.

Так Лэлса сменил две зеленые полосы диспетчера на одну красную, как у всех работяг. Правда, на общие работы не попал: Чинхар определил его в ремонтные мастерские.

На четвертый день, перед самой пересменкой, встал элеватор, подающий руду в обогатительный цех. По данным самодиагностики, заклинило цепь в нижней натяжной станции. Кроме Лэлсы, который завозился с компьютерами дольше положенного, послать было некого. И вот уже талантливый физик-теоретик с набором гаечных ключей едет на нижний ярус: чинить.

Вся нехитрая механика элеватора была упрятана под кожух из сверхпрочной пластмассы, который для начала требовалось снять. Лэлса отвинтил три болта, а на четвертом - застрял. Затянуто было на совесть. Лэлса пристраивался так и эдак, налегал на ключ всем своим небольшим весом - никакого результата. "Если к началу следующей смены элеватор не пущу, точно загремлю на общие работы. Ну и пусть. В забой, так в забой," - Лэлса сел на пол, привалился спиной к кожуху. Закрыл глаза и уснул, как отключился.

– Эй, приятель, тебя сюда отдыхать послали?
– если бы спросили на Ханда, подскочил бы как ошпаренный. Но фраза прозвучала по-русски, и Лэлса даже не открыл глаза: "Зачем будят, ведь только что смена кончилась?"

– Эй, чучело, проснись! Х'ваг дарая!

Лэлса разлепил веки и с удивлением обнаружил, что находится отнюдь не в жилом блоке, к тому же - в неподходящей компании.

– Что вам надо?

Он знал этого человека. Наглый, развязный и злой в драке землянин больше других издевался над "сучьими прихвостнями". "Подстерег, чтобы свести счеты? Только ради этого обманул охрану и остался внизу? Зачем так сложно?" - не страх поднял Лэлсу с пола и заставил заглянуть землянину в глаза. Что-то здесь было...