Ульгычан, или хроника турпохода

Надеюсь, ИФ знает, что делает. Вообще-то, в такую собачью погоду нужно в палатке сидеть и не рыпаться. Все после дождя мокрое, скользкое, видимость - ноль, убиться - раз плюнуть...

Первыми идут Андрей со Старшим. За ними - Ладка, потом я. Следом за мной - Галка. Сергей - замыкающий.

Останавливаемся перед особенно неприятным участком.

– Держите интервал метров по десять! Камни летят!
– негромко командует ИФ.

– А мы в тумане не потеряемся?
– тревожно звенит позади меня Галкин голосок.

– Негде здесь теряться, все разведано, - успокаивает ее Серега.
– Ущелье узкое и без разветвлений. Держимся левой стороны, там легче лезть. Последние метров двадцать - снежник. Как только подъем кончится - передние остановятся и подождут.

– Не орите!
– шикает Старшой.
– Все переговоры - вполголоса, и только при крайней необходимости. Собираемся на седловине, потом начинаем спускаться. Спуск, слава Богу, пологий. Почти сразу за седловиной - граница. Как только мы с Андреем перестанем видеть друг друга - останавливаемся, возвращаемся чуть назад, прощаемся... До конца ущелья дойдем - снова остановимся и оглядимся на всякий случай. Еще метров через сто эта тропинка соединяется с большой дорогой. Мы с Сергеем дальше не успели разведать, но думаю, там уже точно не будет никаких проблем. В любом случае в тумане нас никто не заметит.

– Шеф, а почему вы, сразу хорошенько не разведали эту дорогу с Зориным? Какого лешего вас на Ржавый носило?
– недовольно бурчит Ладка.

– Какого лешего? На "гусятнике" обсудим, если доживем. А сейчас - пошли.

Приблудный с ИФ растворяются в тумане. Я стою, опершись на альпеншток, с трудом перевожу дыхание. Чуть выждав, наверх уходит Ладка: ее куртка-серебрянка смутно белеет в сумраке ущелья...

Кто-то налетает на меня сзади и сбоку, сбивает с ног. Падая, ударяюсь локтем о камень: на мгновение темнеет в глазах, в голове - звенящая пустота. Как сквозь вату слышу выстрелы и ругань где-то наверху. Отчаянный Галкин крик: "Помогите!" - рядом. Высвобождаюсь из рюкзачных лямок, отползаю с тропы. Левой руки почти не чувствую.

Надо бы срочно оглядеться, сообразить, что происходит, встать на ноги... Ой!

Бледная как мел Галка вжалась в скалу: на нее медленно надвигается здоровенный детина с ножом в руке. Где же Серега? А, была не была! Бросаюсь врагу на спину, что есть силы дергаю за голову: назад и в бок. В локте дикая боль, но я слышу, как хрустят его позвонки. Наклоняюсь, чтобы подобрать нож. Отпрыгиваю в сторону от метнувшейся ко мне темной тени, инстинктивно выбрасываю вперед руку с ножом. Клинок по рукоять входит во что-то мягкое - истошный вопль рвет мне перепонки, человек валится навзничь. Господи, Боже, что я делаю!

Из тумана выскакивает Сергей. Галка судорожно вцепляется ему в куртку, рыдает. Сверху, чуть пошатываясь, спускается Зорин: ладонь прижата к боку, пальцы в крови, но из кармана робы торчит рукоять трофейного пистолета. Улыбается, довольный:

– Кажись, все. Целы?

– Вроде как целы, - отвечает за всех Серега.

– Где ИФ? Где Ладка?

Приблудный гасит улыбку, тревожно озирается:

– Федорыч наверху, а Лада... Я видел ее рюкзак на осыпи, думал, она у вас.

Ребята облазили все ущелье, но Ладка исчезла бесследно.

Я не принимала участия в поисках. Человек, которого я пырнула ножом, он... В общем, Андрей с каменным выражением лица добил его выстрелом в голову.

Вторая пуля досталась мужику со свернутой шеей, но тому было уже все равно. Прием, который показывал когда-то Серж Большой: никогда не думала, что решусь его применить, тем более - что получится... Короче, я находилась в состоянии, близком к шоковому. Кажется, меня рвало, не помню точно. Потом был невыносимо долгий путь обратно по ущелью...

Очнулась в палатке. Локоть опух и горит как в огне, разогнуть его не могу. Рядом стонет и вздрагивает во сне Галка.

Я вспомнила все - и меня опять замутило. Кое-как выбралась из палатки. На улице серо и пасмурно, часы показывают 7.24 - утра или вечера сообразить не могу. Стоим на старом месте.

Когда, спотыкаясь о камни и бережно баюкая больную руку, я поднялась к лиственнице, там шел военный совет.

– Мы никуда не пойдем, пока не вызволим ее или не убедимся, что она погибла.

– В таком случае, можно сидеть здесь до скончания веков.

– Сергей, ну ее же не могут никуда увезти: вышвырнет в ваше время, а дорога с Ульгычана одна, - беглец полулежит, привалившись спиной к камню, на посеревшем лице лихорадочно блестят глаза. Помнится, он был ранен...

– Выспалась?
– наконец замечает меня ИФ

И уже встревожено:

– Что с рукой?

– Не знаю. Упала. Тогда еще.

– Иди сюда.

Начинается крайне неприятный осмотр. Перелома вроде бы нет: просто сильный ушиб. Мне заматывают руку эластичным бинтом и подвязывают к шее. У, инвалидная команда!

Совет продолжается, а я начинаю готовить ужин. ИФ внимательно смотрит, как я орудую одной рукой:

– Чай завари покрепче!

– Игорь Федорович, обязательно надо установить наблюдение за дорогой: на случай, если ее куда-нибудь повезут, - предлагает Зорин.

– А если не повезут?

– Придется самим идти на выручку.

– Перебьют как кроликов.

– Если б держали в вольном поселке! А то ведь наверняка в БУРе. Вон он, в зоне, крайний барак у озера.

– И ночью не подберешься.

– Где там! Прожектора, собаки. А заметят - посекут из пулеметов...

В стычке было захвачено четыре ножа и наган. С таким арсеналом лагерь штурмовать не пойдешь. А Ладка где-то там. Одна. Как же это ее смогли схватить и уволочь, так что никто ничего не заметил? Она ведь сильная, тренированная, умеет постоять за себя...

Правда, в ущелье был разрыв "совмещенного времени" - как у палатки. Причем, не по всей ширине: только у правого края. ИФ с Серегой наткнулись на него и решили, что это уже окончательная граница. А оказался - какой-то дурацкий крохотный клочок. В нем, кажется, и стерегла засада. Хотя они могли просто между камнями затаиться, эти типы...

ИФ сказал, что из четверых, которые нашими стараниями остались лежать в ущелье, только один оказался вохровцем. Остальные - "доброхоты" из поселковых жителей:

– Знакомые все рожи... Были. Никчемный народ: пьянь, рвань, шакалы. Они частенько пробавлялись охотой на беглецов, хотя многие сами - бывшие зеки. Дядя Филя эту публику на дух не выносил, и мне велел держаться от таких подальше...

Человек со сломанной шеей. Другой - с ножевой раной в животе. Оба - с простреленными головами. "Шакалы, никчемный народ". По идее, от слов ИФ у меня должно полегчать на душе. Не знаю: ничего пока не чувствую.