Ульгычан, или хроника турпохода

Граница света и тьмы проходила метрах в двадцати от места, где мы стояли. Там, за этой чертой, что-то происходило. Плыли, теряя свои очертания, руины внизу, сами собой беззвучно перемещались камни, на скальной полке слева неизвестно откуда возникла корявая, перекрученная ветрами лиственница...

Потом вдруг сияние померкло, на мгновение все потонуло в непроглядной тьме - и тут же вспыхнули прожектора на далеких лагерных вышках, замерцали, заискрились золотистые огоньки в окнах домов, где-то залаяла собака.

– Гал, ущипни-ка меня, - подал голос Сергей и сразу ойкнул от боли.

Последующие несколько секунд мы занимались тем, что щипались, наступали на ноги и одаривали друг друга тумаками. ИФ стоял чуть в стороне и молча смотрел на оживший поселок.

– Ребят, а вдруг это взаправду?
– Галкин вопрос так и остался висеть в воздухе.

Наши дальнейшие действия могут показаться полным идиотизмом: не сговариваясь, мы залезли в палатку и необычайно быстро заснули. Обсуждение отложили на утро с тайной надеждой, что при свете дня все вернется на свои места, мы тихо унесем отсюда ноги, а дома, в теплой уютной квартире будем рассказывать, какой клевый глюк нас здесь посетил.

Девятый день

Проснулись наутро от мерного, стонущего металлический лязга. Внизу били в рельсу. Подъем или развод - черт его знает. От этого "малинового звона" мурашки побежали у меня по спине: ночное наваждение оказывалось явью.

ИФ, мрачнее тучи, разжигал примус: кажется, он, один из всех, так и не ложился. Еще одна неприятность - Галкина очередью дежурить. "И снова каша будет кислой, и вновь на ужин колбаса", так как все остальное сгорело - это про нашу Галю. Не понимаю, как они с Серегой до сих пор не перемерли с голоду. Или у них дома - он готовит? Молча заедаем жидкий суп из пакетов вчерашней холодной вермишелью.

Галина разливает чай, раскладывает на дощечке сахар и сухари. Пока она ходила мыть миски, Серега спрятал ее порцию.

– Кто мою пайку?..
– сказала и осеклась. В этот день из нашей речи исчезли многие слова, вычитанные в "лагерной" литературе и употребляемые нами, вполне интеллигентными и благополучными людьми, с эдакой дурацкой бравадой.

– Я спускался вниз: там все по правде. Даже кой кого из знакомых видел. Они перемерли давно, а здесь - живые, молодые... Не понимаю!
– И.Ф с досадой хлопнул себя по коленке, и тут же, словно в насмешку, дрогнула земля от взрыва на руднике.

– Что делать-то будем?

Дурацкий вопрос. Если мы действительно провалились в прошлое, нам не позавидуют даже беглые зеки. До меня это только сейчас доходит...

Наверное, я сильно изменилась в лице, потому что Ладка тут же ухватила меня за рукав:

– Ольга, тебе плохо?

Я потихоньку присела на камушек, запахнула поглубже полы куртки.

– Лад, с Колымы-то не бегают.

– И зима скоро. Привет!
– лицо моей подруги кривит недобрая ухмылка.
– А ну вставай, чего расселась!

– Отвали!..

С самой жуткой паникой можно сладить. Нужно только... Встаю, подбираю "кошатницы" и иду к ручью. От ледяной воды сводит руки. Остервенело тру миски клоком ягеля и напеваю из Высоцкого:

"Был побег - на рывок: наглый, глупый - дневной.

Вологодского с ног и вперед головой.

И запрыгали двое, в такт сопя на бегу:

На виду у конвоя, да по пояс в снегу..."

– Что-то ты не то поешь, голуба, - вздрагиваю от голоса ИФ, по обыкновению бесшумно оказавшегося за спиной.

– Пойдем-ка, пройдемся: я, ты да Ладка.

– А?

– Пойдем пройдемся, говорю, не век же здесь куковать.

Из каких-то своих соображений ИФ оставил ружье Сереге, а сам вооружился топором. Мы с Ладкой, больше для успокоения нервов, взяли ножи. Перевалили через отрог, отделявший нашу лощину от дороги, спустились вниз. Огляделись - никого. Пошли по самой обочине, осторожненько, с большими интервалами: впереди ИФ, за ним я, Ладка - замыкающая. Курс - прочь с Ульгычана.

Кажется, мы были готовы к разного рода неожиданностям, но то, что случилось, превзошло наши самые смелые ожидания. ИФ миновал очередной поворот и вдруг остановился как вкопанный. Осатанело залаяла собака, кто-то гаркнул:

– Стой!

Мы, не долго думая, нырнули за камни. ИФ очень тихо и вежливо: на расстоянии не разобрать ни слова, объяснялся с кем-то мне невидимым. Потом замолчал. Незнакомый резкий голос:

– Пойдешь в десяти шагах впереди. В поселке разберутся, кто и откуда. И чтоб без фокусов!

Забралась чуть повыше. Увиденное за поворотом меня, мягко говоря, не вдохновило. Наш Старшой, без топора, топал обратно к поселку, следом вышагивал здоровенный вохровец с овчаркой, а дальше... На совершенно пустой дороге буквально из воздуха материализовалась колонна зеков. Потухшие глаза, землистые лица, рваная одежда и номера, номера...

Люди возникали, перешагнув незримую черту метрах в двадцати от моего наблюдательного пункта. Шли по пять в шеренге, по бокам колонны - конвой с собаками. Затаив дыхание, смотрела на то место, где свернула с дороги: "Авось, пронесет!"

Овчарка натянула поводок, зарычала. Охранники остановили колонну и стали совещаться. Они были так близко, что я видела вздыбленную шерсть на собачьем загривке и слышала осторожные ответы ИФ:

– Один шел, никого не видел.

Тянул время, а сам украдкой выглядывал нас среди валунов и делал рукой какие-то странные знаки. Кажется, до меня дошло! Это была лишь тень надежды. Рискнуть?

Поискала глазами Ладку - она затаилась чуть ниже по склону. Поняли друг друга с полу взгляда: поползли, прячась за камнями, к той черте, за которой исчезал, как обрезанный, хвост колонны. Никогда не думала, что могу так быстро и бесшумно ползать. Вертухаи ничего не заметили, но почуяли овчарки. Охранник наклонился и отстегнул карабин на собачьем поводке:

– Фас!

Я побежала: пригибаясь, петляя, следом - Ладка, а за нами, по ощущениям - целая свора псов-людоедов. Всего три, как потом оказалось, но нам бы и этого хватило сполна. Мелькнуло в памяти: "Когда собаки близко - не беги..." Толчок в спину. Лечу кувырком. Каким-то чудом увертываюсь от лязгнувших возле самого уха клыков. Мгновение спустя обнаруживаю, что лежу на земле: локти - к бокам, лицо - в колени, сбившая меня овчарка куда-то исчезла, остальные жалобно скулят и жмутся к ногам хозяев.