Ультиматум Борна

Глава 40

Новгород. Сказать, что это было неправдоподобно, означало бы признать возможность правдоподобия, а это было практически невозможно. Он был идеальной выдумкой, его иллюзорные видения были почти реальнее действительности, этой фантасмагории можно было коснуться, почувствовать, использовать, входить в нее и покидать ее; это был коллективный шедевр, сотворенный среди густых лесов вдоль реки Волхов. С того момента, как Борн вышел из глубокого подземного тоннеля, проходившего под речным дном, напичканного охранниками, воротами и множеством камер, он был близок к шоковому состоянию, сохраняя, однако, способность ходить, наблюдать, впитывать впечатления и думать.

Американский комплекс, как, наверное, и остальные, был разбит на секции, четко разделенные между собой, каждая из которых занимала два-пять акров земли. Одна секция, возведенная на берегу реки, очень напоминала центр прибрежной деревни в Мейне; другая, подальше от берега, – небольшой южный городок; третья – оживленную улицу мегаполиса. В каждой из них было организовано соответствующее автомобильное движение, полиция, одежда, магазины, бакалейные лавки и аптеки, бензоколонки и модели зданий – многие из которых достигали двух этажей в высоту и идеально точно изображали настоящие, поскольку в них использовались американские материалы для дверей и окон. Очевидно, как и физический облик, жизненно важное значение имел язык – не просто свободное владение английским, а владение лингвистическими особенностями, диалектами, характерными для конкретных районов. Переходя от одной секции к другой, Джейсон слышал вокруг эти звуки. От «иеа» западной части Новой Англии до техасской медлительности и столь знакомых «ю-олс»; от мягких носовых звуков Средневосточного региона США до громкой абразивности больших восточных городов с неизбежным «Понимаете, о чем я?» в беседах – как в вопросах, так и в утверждениях. Это все было действительно невероятно. В это не просто трудно было поверить, это выглядело неправдоподобным.

Во время полета от Внукова его инструктировал выпускник Новгорода средних лет, которого Крупкин срочным порядком вызвал из московской квартиры. Объяснения невысокого, лысого мужчины были не только многословными, но и по-своему гипнотизирующими. Если бы кто-нибудь раньше сказал Джейсону Борну, что его будет инструктировать советский шпион, чей английский настолько похож на язык южноамериканской глубинки, что выходит из его уст почти с запахом магнолий, он бы посчитал это шуткой.

– Боже правый! И не забудь отведать там барбекю, особенно ребрышки. Знаешь, кто готовил их лучше всех? Один черный парень, которого я считал своим хорошим другом, пока он не подставил меня. Представляешь? Я думал, что он один из радикалов. А он оказался из Дортмута и работал на ФБР. Юрист, однако… Черт, обмен произошел у «Аэрофлота» в Нью-Йорке, но мы до сих пор переписываемся.

– Юношеские игры, – пробормотал Борн.

– Игры?.. О да, он был отличным наездником.

– Наездником?

– Точно. Наша небольшая компания основала Малую Лигу в Ист-Пойнте. Это совсем рядом с Атлантой.

Неправдоподобно?

– Может, вернемся к Новгороду?

– Конечно. Дмитрий, наверное, уже говорил тебе, что я наполовину в отставке, но условия моей пенсии требуют, чтобы я проводил там пять дней в месяц в качестве тренера.

– Я не совсем его понял.

– Я поясню, – странный мужчина разъяснил все более подробно.

Персонал каждого комплекса в Новгороде делился на три класса: тренеры, кандидаты и работники. Последние включали в себя сотрудников КГБ, охранников и подсобников. Практическая реализация Новгорода была проста по своей структуре. Персонал комплекса составлял ежедневные тренировочные графики для каждой конкретной секции, и тренеры, как постоянные, так и полуотставные, командовали всеми индивидуальными и групповыми мероприятиями, а кандидаты выполняли их, используя только язык комплекса и диалекты специфических районов, в которых они находились. Русский язык не допускался; это правило контролировалось тренерами, которые время от времени выкрикивали команды или оскорбления на родном языке, которые кандидаты должны были игнорировать.

– Что вы подразумеваете под «заданиями»? – спросил Борн.

– Ситуации, мой друг. Все, что угодно. Например, заказать ленч или ужин, или купить одежду, или наполнить бак машины, потребовав определенный бензин… со свинцом или без и с высоким октановым числом – все, с чем нам здесь не приходится сталкиваться. Кроме того, конечно, бывают и более драматические события, часто не запланированные, чтобы проверить реакцию кандидатов. Например, дорожное происшествие, в результате которого приходится иметь разговор с «американской» полицией и заполнять бланки страховки – вы можете выдать себя, если не знаете таких вещей.

Мелочи, незначительные мелочи – от них зависит жизнь. Черный выход в Кубинке.

– Что еще?

– Множество непредсказуемых вещей, которые человек может посчитать незначительными, а они могут оказаться важными. Например, подвергнуться нападению на улице ночью – что надо делать, а чего не стоит? Запомни, многие наши кандидаты, и все молодые, хорошо натренированы в самозащите, но в зависимости от ситуации может быть противопоказано использовать эти навыки. Они могут вызвать лишние вопросы. Благоразумие, всегда благоразумие… Но лично я, как опытный тренер, конечно же, всегда предпочитаю как можно более надуманные ситуации, в них можно лучше отработать тонкости проникновения в среду.

– Как это понимать?

– Всегда изучай, но никогда не подавай виду. Например, мой подопечный должен подойти к нескольким кандидатам, скажем, в баре в какой-нибудь «глубинке» недалеко от военного полигона. Я изображаю из себя недовольного правительственного рабочего или, быть может, подвыпившего контрактника – кого-нибудь, имеющего доступ к информации – и начинаю разбалтывать засекреченную информацию немалой важности.

– Любопытства ради, – перебил его Борн, – как должны кандидаты действовать в подобной ситуации?

– Внимательно слушать и быть готовыми записать каждый любопытный факт, изображая при этом полнейшее безразличие и отвешивая замечания вроде, – тут южный диалект новгородского выпускника превратился в столь грубый горный южный, что магнолии сменились кислым солодом: – «Ну, кому какое дело до этой болтовни?» и «Неужто и впрямь бывают такие шлюхи?» или «Ни хрена не понимаю из того, что ты говоришь, кретин, – но я точно знаю, что ты меня окончательно достал!»… Что-то вроде того.

– И что потом?

– Потом каждого из них вызывают и просят перечислить все, что он узнал, – факт за фактом.

– Как насчет передачи информации? Для этого тоже предусмотрены тренировки?

Советский инструктор Джейсона уставился на него молча и пристально смотрел несколько мгновений, выпрямившись на откидном сиденье в маленьком самолете.

– Мне жаль, что вам пришлось задать этот вопрос, – проговорил он медленно. – Я должен буду доложить о нем.

– Я не должен был задавать его, я просто полюбопытствовал. Забудьте о нем.

– Не могу. И не стану.

– Вы доверяете Крупкину?

– Безусловно. Это настоящий бриллиант, многоязычный феномен. Звезда Комитета.

Ты и половины всего не знаешь, подумал Борн, но сказал с невинным видом:

– Тогда доложите об этом ему одному. Он скажет вам, что это было просто любопытство. Я ничего своему правительству не должен; скорее, наоборот, оно обязано мне.

– Очень хорошо… Кстати, о вас. По приказу Дмитрия я организовал ваше прибытие в Новгород – прошу вас, не сообщайте мне, зачем вам это надо; это касается меня не более, чем то, о чем вы спросили, касается вас.