Улыбка Мицара

Мадия внимательно посмотрела на Луня, сказала мягко:

– По-моему, во все времена человек хотел остаться молодым и красивым. Что же в этом плохого? Объясните.

– Человек, как и всякая живая материя, должен пройти свой жизненный цикл... Вечно жить нельзя и не нужно.

– Вы разве против мечты? Зачем же тогда избрали профессию звездолетчика?

– У вас чисто женская логика, - отбивался Лунь.

– Что поделаешь, если я действительно женщина и, конечно, дитя своей эпохи.

– Пожалуй.
– Лунь кивнул головой.
– Вы самое настоящее дитя эпохи. А что такое эпоха? Я не смогу дать определения. Эпоха полна жизни и красоты. Она по-своему замкнута, как и всякий год с весной и летом, с зимой и осенью, с бурями и хорошей погодой. Каждая эпоха посвоему нова, свежа, исполнена своих надежд сама, в себе носит свое благо и свою скорбь... Зачем мне, например, лететь в звездные дали, чтобы вернуться на Землю через тысячу лет?

– Вот именно, зачем?
– оживился Эллиот.
– Я, например, запретил бы полеты за пределы Солнечной системы.

Лунь покачал головой.

– Нельзя запрещать. Долг человечества - найти разумную жизнь на других планетах. Если сегодня мне скажут: звездолетчик, отправляйся в центр Галактики, - я полечу. Да разве я один? Мы вернемся молодыми, и мы будем чужими среди своих сородичей не потому, что они не примут нас. Примут. И хорошо примут. Но все равно мы будем чувствовать себя чужими. Другая эпоха. Другие нравы...

– Зачем же тогда вы стремитесь к звездам?
– спросила Мадия.
– Я не понимаю вас...

– Зачем? Боюсь показаться банальным, но отвечю прописной истиной. Мы сегодня должны проложить звездные дороги...

Снегопад кончился. Улицы, дома, деревья окутались снегом. Лунь глядел на Мадию и почему-то вспомнил другую девушку, совсем не похожую на Мадию, - Ирму. Они разные - Ирма и Мадия.

– Нам пора, Мадия, - сказал Эллиот, когда они подошли к стоянке автопланов.

– Что ж, - вздохнула она.

Эллиот скрылся в кабине. Мадия не спешила. Она вдруг показалась Луню ужасно одинокой и беспомощной в этом мире субсветовых скоростей, кибернетических машин, покоренных термоядерных реакций. Ему захотелось сказать ей что-то мягкое и доброе. Он припомнил то, о чем думал, слушая сообщение Звездного Совета, и проговорил угеренно:

– Все будет хорошо, Мадия. Тарханов жив. В этом я убежден. Но нужна новая экспедиция...

Белоснежное стоэтажное здание Звездного Совета поднималось к небу на двух огромных выгнутых опорах, сложенных из мерцающего бледно-синего камня. Они образовывали над Амуром гигантскую дугу.

Мадия стояла в обширном круглом фойе зала заседаний Звездного Совета. Ей казалось, что все это величественное здание летит к звездам. Это ощущение не покидало ее, быть может, оттого, что вокруг ничего земного не было. Диковинные растения, привезенные с далеких планет, лишенных, однако, разумной жизни. Темно-синий купол над головой - словно чужое звездное небо.

Фойе наполнялось людьми. Негры, арабы, русские, китайцы, американцы... Между ними было много общего. И в то же время они были разными. Народы сохранили свое примечательное своеобразие - более всего, вероятно, в определенных психологических чертах.

Раздался мелодичный звон. Мадия поправила прическу и медленно двинулась мимо пышных цветов с метровыми белыми лепестками. Они чем-то привлекли внимание девушки, даже растрогали ее, - может быть, тем, что неуловимо напоминали своей снежной белизной лебедей. Она взглянула на пластиковую дощечку, поблескивавшую на стене возле неведомых цветов, и прочитала с горестным и одновременно горделивым, изумлением:

"Элолия. Семена найдены командором Р. Тархановым в 2398 г. на Эридане"

В глубокой задумчивости девушка остановилась возле находки деда.

– Вы не Мадия Тарханова?
– спросила подошедшая к ней седая женщина.

– Да, - прошептала Мадия.
– Но, простите, я плохо себя чувствую.

Женщина бросила взгляд на название цветка и поняла все.

– Проходите сюда, успокойтесь, - предложила она, положив на плечо девушки свою теплую руку.

Мадня вошла в просторную светлую комнату, села а кресло и закрыла глаза. Ее не оставляла мысль о Ритмине Тарханове, ее деде. Она знала его по рассказам бабушки. Он был, конечно, самый красивый, самый сильный и самый умный - так говорила девочке бабушка. Мадия рассматривала фотографии. На них дед был самый обыкновенный. Курносый. Веселый. С улыбающимися глазами... Летом Мадия любила играть в саду. Бабушка устраивалась в качалке, а она ловила ночных бабочек, лазила по деревьям, ползала по траве. Испачканная, исцарапанная, возбужденная, подбегала к бабушке, долго тормошила ее, а та сидела не шелохнувшись, словно каменное изваяние. Мадия начинала плакать. Бабушка усаживала ее на колени, молча обнимала и все смотрела, смотрела в звездное небо. Мадия утихала и тоже начинала смотреть на звезды. Белые крупные шарики. Будто все одинаковые. А когда присмотришься - разные, совсем разные.

В семь лет Мадия знала все созвездия Северного полушария. Особенно часто взгляд ее останавливался на Мицаре - второй двойной звезде ручки ковша Большой Медведицы - туда улетел Ритмин Тарханов и не вернулся. В телескоп звезда выглядела яркой, нарядной и красивой. Чуть заметный черный кружочек в середине. Это же дырка в звезде, такая же, как у бублика. Бабушку сердила слова девочки. А однажды старушка позвала Мадию в сад. Они сели на скамью. Был поздний вечер. Мерцали звезды. Изредка метеор прочерчивал небо огненной линией. Облака наползали на звезды. Ветер гнал облака к горизонту, и небо оставалось таким же огромным, загадочным, величественным... Бабушка взяла Мадию за руку:

– Повторяй за мною, Мадия.

Тогда Мадии едва исполнилось двенадцать лет. Она с веселым недоумением поглядела на бабушку.

– Что повторять?

– Я скажу. Boт я, Мадия Тарханова, никогда не полюблю звездолетчнка.

– Бабушка, не надо. Я всегда буду любить тебя, бабушка...
– Девочке стало страшно. А бабушка, положив сухие руки на плечи Мадии, требовала почти исступленно:

– Повторяй же... Повторяй же за мною. Мадия...

Все это теперь припомнилось девушке. Когда произошла эта странная сцена? Ну да, в год смерти бабушки... И вдруг с неожиданной яркостью Мадия увидела рядом с собой Луня. Он улыбался и что-то говорил. Она почему-то никак не могла понять его...

Мадия открыла глаза. Седая женщина, улыбаясь, склонилась над ней:

– Отдохнули?

– Да.

– Ну что ж, пойдемте...

Зал заседаний представлял собой огромное полуовальное помещение. Передняя часть его была срезана по прямой линии, образуя широкую террасу со сферической картой звездного неба. В центре стоял стол председателя. От террасы амфитеатром шли многочисленные ложи с телеэкранами и видеофонами - главных теоретиков, референтов, советников. В центре зала - столы и кресла членов Звездного Совета, Верхний ярус был отведен представителям прессы. Не выходя из ложи, они могли передавать сообщения во все концы Земли, на Марс, Венеру, искусственные спутники.

Мадия подошла к своей ложе. На дверях висела табличка: "Мадия Тарханова, инженер-референт галактической связи". В ложе было уютно и тихо. Сверху падал мягкий дневной свет, освещая небольшой секретер, стул, кресло, полочку. Мадия устроилась в кресле у барьера. Взглянула вниз. К председательскому столу подошли двое. Один из них поднял руку.

– Верховный Совет Планеты, - сказал он, - утвердил наше решение об избрании Председателем Звездного Совета академика Русской Академии наук Бориса Козырева, звездолетчика, выдающегося физика и композитора.