Умершее воспоминание

Я сделал поворот вокруг своей оси и взглянул на собеседницу сердитым взглядом.

— Как вас зовут? Вы что, из Германии? Попахивает тонким немецким юмором, а вернее, полным его отсутствием.

Девушка смотрела на меня, удивлённо хлопая глазами. Я почувствовал себя неловко. Либо она действительно не узнала меня (в чём я сильно сомневаюсь), либо она снова пытается пошутить и выставить меня полнейшим идиотом…

— Это слегка пугает меня, — сказала незнакомка тихим, но приятным голосом. — И… Я даже не знаю, что сказать.

— Вы правда не помните меня?

Она отрицательно замотала головой. В её глазах была всё та же серьёзность, что и полторы недели назад.

— Извините, — кое-как выдавил я. — Наверное, я всё-таки ошибся.

— Ничего страшного, молодой человек. Со всяким такое может случиться.

Я отошёл на пару шагов и, облокотившись на стену, принялся внимательно наблюдать за девушкой. Какая странная и интересная личность! Она была загадочной и таинственной, хотелось смотреть на неё часами, наблюдать за её действиями, следить за речью… Давно я не встречал таких людей, от которых за километр разит чем-то загадочным, даже можно сказать сказочным.

Через какое-то время моя незнакомка посмотрела на меня оживлённым взглядом и сказала:

— А всё-таки…

Но снова замолчала: из кабинета, напротив которого сидела моя таинственная незнакомка, вышла светловолосая девушка. Я опешил, когда увидел её, эта дама была просто поразительно похожа на Чарис! Я даже сначала хотел окликнуть её по имени, но вовремя осёкся. Не хотелось бы, чтобы моя незнакомка во второй раз сочла меня сумасшедшим.

— Мы можем идти, Эвелин, — сказала «Чарис».

«Значит, её зовут Эвелин», — сразу сообразил я. Эвелин… Чудесное и очень приятное на слух имя. Оно полностью характеризует своего носителя: такое же необычное и чертовски запоминающееся.

— Что сказал доктор? — спросила Эвелин, будто совсем забыв о том, что до этого хотела что-то сказать мне.

— Ничего хорошего, — выдохнула «Чарис». — Всё как обычно. Следующий визит он назначил на следующую субботу. Я буду работать, но постараюсь успеть, чтобы привезти тебя сюда. Поедем домой, мама с папой, наверное, уже заждались.

Они вдвоём двинулись вдоль коридора. Я смотрел им вслед. Походки у этих девушек были чем-то схожи, и мне в голову пришла мысль, что они сёстры. Удивительно разные, но всё-таки чем-то похожие…

Я вышел из медпункта только через час. Эмили, сделав мне укол, велела какое-то время не вставать, поэтому мне пришлось провести на кожаной кушетке добрые шестьдесят минут. Я лежал на животе, и мы с Эмили говорили. Мы даже не заметили, как за этим разговором прошло время.

— Ещё день, и мы закончим курс антибиотиков, — сказала моя медсестра, когда я собирался уходить. — Тебе становится всё лучше, и, я думаю, скоро мы с тобой расстанемся.

— С одной стороны это хорошо, с другой — не очень. Мне кажется странным, что я больше не буду видеть тебя каждый день.

— Но мы можем видеться где-нибудь ещё. Где-нибудь, только не в стенах этой больницы.

— Да… Но до этого у нас был веский повод для того, чтобы встречаться…

Я вышел из медпункта и достал из кармана розовый стикер, на котором был написан телефон Эмили. Безжалостно разорвав бумажонку, я бросил её обрывки на пол. Нет, я не позвоню Эмили, и мы больше не увидимся с ней. Я не собирался нарушать свою бесценную свободу, сковывая себя узами отношений. А я прекрасно знаю, к чему могут привести частые встречи! Нет, надо сделать шаг назад, пока не стало слишком поздно.

Сестра Эвелин буквально толкнула меня в бездонную пропасть воспоминаний. Я снова начал думать о Чарис — много думать о Чарис; и в конце концов я решил навестить её. Сейчас был конец месяца, и она как раз лежала на обследовании.

Покупая фрукты и цветы, я всё никак не мог прогнать из головы образ своей бывшей. Эти светлые волосы, привлекательные кудри, яркие, завораживающие глаза… Всё это казалось мне таким родным, таким близким, что я до сих пор не мог поверить, что мы с Чарис больше не вместе. Да, это было так. Хотя с момента нашего расставания прошло больше полугода…

Но я просто не мог понять, почему в моей душе сохранились чувства к этой девушке. Я старался убедить себя, что мы с ней больше никем друг другу не приходимся, что мы давно остыли друг к другу, что между нами больше ничего не может быть. Я мог убедить себя. Но моё сердце никого не слушало. И именно поэтому, может быть, я сторонился отношений с другими девушками: глубоко в душе я всё же хранил верность своей единственной и неповторимой Чарис.

Когда я вошёл в её палату, она сидели на кровати и читала. На ней был уютный домашний костюм, на ногах — пушистые тапочки.

— Логан… — проговорила Чарис, и на её лице просияла слабая улыбка. Она медленно закрыла книгу и отложила её в сторону.

— Привет, Чарис.

— Я не ждала, что ты приедешь.

— Почему?

Она пожала плечами.

— Ты не навещал меня уже две недели, и я подумала…

— Что? — прервал её я. — Что ты подумала?

— Что ты забыл обо мне.

Я положил на кровать пакет, до отказа набитый фруктами, соками и йогуртом, и протянул Чарис букет лилий. Она с благодарностью приняла его.

— Я был немного занят, поэтому не мог к тебе приехать.

— Что-то случилось?

— Это не стоит твоих переживаний. Сначала я был в Лондоне, потом приболел немного… Сейчас пошёл на поправку и решил навестить тебя. И вот я здесь.

— Сильно болел, милый?

Она нежно погладила мою ладонь, и я, сам не знаю почему, убрал руку. Да, я был счастлив снова видеть Чарис, но её прикосновения… Они оказывали на меня странное влияние, даже, можно сказать, делали больно. Мне хотелось чего-то большего, чем этот простой дружеский жест, но я прекрасно понимал, что это «большее» уже невозможно. И это глупое слово! “Милый”… Чарис называла меня так, когда мы с ней ещё были вместе.

— Что-то не так? — обеспокоенно поинтересовалась она.

— Нет… Всё так.

Чарис какое-то время смотрела на меня, потом её брови приподнялись вверх, и она сказала:

— Я всё поняла, Логан.

— Что ты поняла?

— У тебя кто-то появился, правда? Поэтому ты так сухо и отчуждённо относишься к моим прикосновениям, к моим словам?

Я долго молчал, не зная, что ей ответить. Если скажу «нет», Чарис может принять мой ответ в качестве какого-нибудь прозрачного намёка. Возможно, что-то изменится в наших отношениях (как бы глупо это не звучало), и тогда… Нет, в данном случае мне лучше соврать.