Умница

Хуже всего было то, что отец, кажется, опять начал пить. Пьяным Нина его не видела, и всего пару раз учуяла шедший от него запах алкоголя, но она замечала на его лице то же пустое, потухшее выражение, которое было у него, когда он сидел без работы и напивался у себя на кухне. Теперь Нина была уже не беспомощной девушкой-студенткой и, казалось бы, могла во многом помочь отцу, но результат оказывался тем же.

Так прошло с полгода. Проекты, несмотря ни на что, продвигались по плану, хотя денег в компании по-прежнему не было.

Однажды опять открылась дверь и вошел Миша Пермяк с двумя громилами. Громилы были другие, но очень похожие на прежних. Они так же дисциплинированно остались в приемной, а Миша прошел к отцу. На этот раз Миша велел позвать для участия в разговоре Самуила Яковлевича и Нину. Отец хотел было возразить, что Нина здесь ни при чем, и не нужно ее впутывать, но встретив Мишин взгляд, осекся и подчинился.

Миша занял тот же стул, что и в первый раз, так же закурил и оглядел собравшихся. Только теперь он не сказал: «Базарь», а просто кивнул Самуилу Яковлевичу. Тот начал тараторить, обрисовывая текущее положение. Посыпались цифры, даты, бухгалтерские термины.

Миша молча слушал пару минут, потом сделал бухгалтеру жест, и тот умолк. Миша вдруг посмотрел на Нину – заглянул прямо в глаза. Его собственные глаза были совершенно безумны, человеческого в них ничего не осталось.

– Ты, – произнес он.

Нину сковал страх, она не могла вымолвить ни слова.

– Ты говори. Ты, видать, умная, – сказал Миша.

– Ч-что говорить? – пролепетала Нина.

– Скажи без понтов, как тут дела. Когда у твоего отца будут деньги?

Нина набрала в грудь воздуха и сказала решительно:

– Благодаря отсрочке ссуд компания работает нормально, но первые деньги появятся не раньше, чем к концу года.

Миша сказал:

– Хреново… А может, двинуть всю эту музыку?

– Вы хотите сказать – продать компанию? – переспросил Самуил Яковлевич. – Это можно! При нынешней конъюнктуре рынка, с учетом сезонного роста котировок… – Он опять стал сыпать цифрами.

И опять Миша остановил его и велел говорить Нине. Нина назвала срок, за который можно было оформить продажу и сумму, которую реально было выручить. Задумываться ей не пришлось, она и сама не раз прикидывала этот вариант.

– Не катит, – сказал Миша. – Нужно больше. И скорее.

Воцарилось молчание. Миша сидел, глядя в стену, как будто забыв о присутствующих. Папироса в его руке погасла. Очнувшись, он бросил ее в пепельницу, достал из портсигара другую.

Закурив, бандит сказал:

– Кумекайте, коммерсанты. Время вышло, пора башлять.

Отец не выдержал:

– Но в компании нет денег, и взяться им неоткуда. Что будет, если я не смогу заплатить?

– Не будем пока об этом, – отозвался Миша без всякого выражения.

Он загасил папиросу и ушел.

В тот день отец напился прямо у себя в кабинете. Нина сбегала в магазин, принесла еды, чтобы он не пил без закуски, и стала ждать, когда он отведет душу, и можно будет везти его домой. Как многих пьяных людей, отца обуревали то амбиции, то самоуничижение и жалость к себе. «Что они себе позволяют?! – кричал он Нине, раскрасневшись. – Что я им, мальчик? Да я трестом руководил, мы такие дела делали, что им и не снилось!» Потом, без всякого перехода, он стонал: «Во что я превратился?.. Тряпка твой отец, Нина. Ты лучше беги от меня. Бегите все, дайте мне сдохнуть!»

У Нины от всего этого, кроме собственного пережитого страха и страдания за отца, осталось еще ощущение какого-то абсурда – более того, знакомого абсурда.

А через несколько дней в новостях они услышали, что в пригородном ресторане состоялась сходка воров в законе. Сходка закончилась стрельбой, в результате которой несколько воров были убиты и еще несколько арестованы. Среди убитых был известный авторитет Михаил Авдеев по кличке Пермяк.

Самуил Яковлевич больше не появлялся, но позвонил в офис. Трубку взяла Нина. Бухгалтера было плохо слышно из-за шума – он явно звонил из автомата в каком-то людном месте, скорее всего, из аэропорта. «Я уезжаю, Ниночка, – кричал Самуил Яковлевич возбужденно. – Мы с Аркашей уезжаем. Пожелайте нам доброго пути! И вы тоже уезжайте. Послушайте совет старого Самуила: бегите, пока не поздно! Это гиблая страна, ее ничем не исправить. Мой поклон вашему папаше и прощайте. Нам пора!»

Глава 6

Надо было как-то жить дальше, но как – никто не знал. Оставят ли теперь компанию в покое или скоро заявятся новые бандиты и скажут, что нужно оплачивать долги Миши Пермяка?

Отца вызывали в прокуратуру, к следователю, спрашивали про Пермяка, вспомнили и Симоняна, но отец ничего об их делах сообщить не мог, а его самого обвинять, вроде бы, было не в чем. Тем не менее, следователь взял у него подписку о невыезде.

Нина видела, что отец в ужасном состоянии. Как ни странно, даже последние полгода, когда он был под пятой у бандитов и ему угрожала реальная опасность, дались ему не так тяжело, как эта неопределенность, подвешенное состояние, которому не было конца. Старые и новые страхи, унижение и ощущение своей беспомощности – все это разъедало душу.

Однажды Нине домой позвонила Лидия Григорьевна – в первый раз за все время их знакомства. Она попросила о встрече, и женщины встретились в каком-то кафетерии в городе. Лидия Григорьевна выглядела утомленной, постаревшей. «Ниночка, что делать? Помоги. Так больше не может продолжаться. Эта компания, она просто убивает твоего отца. От нее нужно избавиться. Нина, ты умница, поговори с ним, меня он не слушает».

Лидия Григорьевна подтвердила опасения Нины: отец пил, напивался каждый вечер.

Слова отцовой жены совпали с мыслями самой Нины, она тоже считала, что самое время продать бизнес. Теперь положение было не такое катастрофическое, и за компанию можно было кое-что выручить. Богатства это отцу не принесло бы, но, по крайней мере, он мог оплатить свои личные долги и не бояться остаться на улице. Надо было продавать, пока не поздно – пока не нагрянули какие-нибудь новые неприятности.

Для Нины самым убедительным доводом в пользу продажи был тот, который она не могла открыто обсуждать с отцом. Поработав с ним в одной упряжке, она убедилась, что отец не был создан для того, чтобы возглавлять собственное предприятие. Он был прекрасным инженером, крепким организатором, но – не хозяином. Ему не хватало кое-чего из того, чем в избытке был наделен Симонян и без чего нельзя было рассчитывать на успех в жестоком, несправедливом и беззаконном мире отечественного бизнеса.

Нине было не по себе от мысли, что она оценивает отца как взрослый человек – взрослого человека, и даже смотрит на него немного свысока. Папа, ее любимый папа, который всегда был для нее самым большим и самым лучшим человеком на свете, оказывается, имел свои слабости и недостатки. Но от этого – и от мысли, что теперь только она может его поддержать, – она любила его еще больше.

Нина опасалась этого разговора, предполагала, что он будет непростым, но не ожидала, что все будет так плохо. После первых же ее слов отец завелся, стал кричать, бросать Нине немыслимые обвинения. Он кричал, что она предательница, что она наносит удар ему в спину, что компания – дело его жизни, и он никому не позволит на это дело покушаться, что он отвечает за людей, которые ему поверили, и что если Нина в него не верит, так и не нужно, он обойдется, и чтобы ноги ее больше в компании не было.