Уральское небо

– Может, наглядно продемонстрировать?
– я вопросительно глянул на неё.
– Пойдёмте к нам!

– Лид, Вадим, привет! А мы с Женькой из церкви. Покрестились-таки. Вот!
– радостная тётка, сияла как начищенный пятак.

Я гордо продемонстрировал крестик на чёрной верёвочке.

– Опа!
– потёр руки отчим.
– Это дело обмыть нужно! Лид, доставай-ка из запасов чекушку! Ну, если осталось ещё. Видишь, какое дело богоугодное! Женёк, а чё, в нагрузку тебе кагора не дали?

Я скосил взгляд на тётку. Та понятливо кивнула и прижала поплотней к себе свою сумочку.

– Ма, я пойду провожу тётю Лизу, а то смеркаться скоро будет.

– Хорошо, сынок!
– кивнула мать.

Я довёл тётку до дома.

– Зайди, Жень, хоть чаю попьём. Всё-таки окрестили. Событие-то какое хорошее!

Сидя на кухне и жуя пирожки с чаем, я неожиданно, даже для себя, расплакался.

– Племяш, ты чего?
– насторожилась тётка.
– Всё хорошо же было.

– Что хорошего-то? Дома отчим вечно в дрова, дай только повод обмыть чего. Я ничего домой и принести не могу ценного. Пропьёт ещё нафик! Как он мой мафон не пропил ещё, пьянь этакая? Рожу его видеть уже не могу... Так, стоп!
– я резко взял себя в руки.
– Ладно, пойду, а то уже темно.

– Погодь!
– остановила меня тётка, протягивая мне икону.
– Поставь её сам, куда душа пожелает.

Сервант в углу комнаты был почти заставлен иконами. Я же не знал, куда приторочить свою. Места было мало, а сдвигать другие иконы показалось кощунством.

– А я сверху поставлю. На сервант!
– нашёл выход из положения.
– Вот сюда тебя пристрою. Будешь сверху всё обозревать и защищать при возможности.

Я отошёл от серванта и поглядел на икону. Тётка, встав рядом со мной, тоже смотрела на неё:

– Красивая!

Я посмотрел на икону уставшим взглядом:

– Через три года я заберу тебя. Жди! И прошу, храни нас обоих эти три года, очень тебя прошу. Сильно храни!

А затем я подмигнул святому тёзке, чмокнул тётку в щёку и покинул её квартиру.

Непонятные чувства наполняли мою душу: сегодня покрестили, а послезавтра днюха. Я хмыкнул, вспоминая слова из песни Владимира Высоцкого "На Большом Каретном":

Где мои семнадцать лет?

На Большом Каретном!

А где мой чёрный пистолет?

На Большом Каретном!

Ну что? Привет мои семнадцать лет!

Глава 15. Моя вишнёвая "восьмёрка" (часть 1)

Наконец-то закончена школа! Одиннадцать классов позади, но по привычке "десятилетка". Я, слава Богу, ещё и перепрыгнул через один класс. Новая программа, которая "пощадила" меня на год. Спасибо тебе, новоявленная Россия за увеличение количества лет проведённых в школе, благо меня миновала сия участь. За спиной остались последний звонок, экзамены и выпускной. Ещё год и, здравствуй, родная армия. Но это целый год, и мне как-то надо было прожить это время.

"У меня растут года, будет мне семнадцать…"

Этот стишок, как назло, засел у меня в голове надолго. Страну разрывали на части, олигархи её разворовывали. А светлого будущего не предвиделось, как предвещал нам всем дедушка Ленин. Сплошная безработица. Снующие туда-сюда за пределы Росси, как впрочем и по самой стране тоже, челноки. Начал набирать силу и криминал, так сказать, наращивал вовсю свои мускулы.

"Где работать мне тогда, чем заниматься?"

Мать-трудяга, педагог, работающий в школе на полторы-две ставки. Отчим, временами работает, временами шабашит, и меняет места работ, как перчатки. Две полные противоположности, непонятно как сошедшиеся. Постоянно накилдыренный, недовольный жизнью отчим, яростно мной ненавидимый. Ну и мать, вкалывающая в школе от зари и до заката.

У подъезда стояла "копейка" отчима, которая вечно ломалась и поэтому подолгу никогда не ездила. Хотел от злости я хотел пнуть её по колесу, но всё-таки удержал порыв. Ведь когда-то на ней я получил свои первые навыки вождения. Глянув по сторонам и не увидев никого из дворовых пацанов, я направился в соседний двор до дяди Саши, родного брата матери. Он приехал вчера вечером. В "командировке" около трёх месяцев загорал, где-то в районе Северного Кавказа. Так что я капитально успел соскучится по нему, потому что он мне частично заменял отца в плане воспитания как такового. Дядька по пояс закопался в капоте нового японского джипа. "Мицубиси Паджеро"! Мечта многих автолюбителей.

Подойдя вплотную, я похлопал по крылу детище японского автопрома:

– Откуда паджерик?

– За крышу вестимо! Бизнюк нынче хилый, и я защитю!
– хищно осклабился дядька, майор милиции.

– Неслабо башляют, как я погляжу!
– поддержал в стихотворном духе родственника.

Дядя Саша подмигнул мне:

– Как видишь племяш, приходится крутиться. Зарплаты мало, а нам, ментам, бизнюки больше доверяют, чем бандитам. Вот мы им и обеспечиваем ментовскую крышу. Правда приходится с криминалом иногда схлестнуться, ну это нам не впервой, шпану-то крутить.

Я обошёл "Мицубиси" по кругу, в глаза бросился номер машины. Три шестёрки при 66-м регионе. Новые госзнаки только-только ввели в эксплуатацию. Но далеко не все владельцы авто спешили поменять советские номера на новые российские. А тут такая блатота - пять шестёрок, красота!

– Номерок-то, чую по блату вам достался, сударь. Сколько же вы, батенька, отмаксали, пока получили сию красоту?
– я попытался схохмить, при этом прекрасно зная, что дядька вхож в такие круги, в которые простому смертному вход заказан.

– По знакомству. Десятку на китель да сотку в карман. Ага, кстати, о сотке! Я же тебя, племяш, с окончанием школы ещё не поздравил. Да и днюху твою майскую пропустил из-за командировки. Так что, держи, Жека!

В мою руку легли три стодолларовых купюры. Фигасе подарочек! От неожиданности у меня даже челюсть отвисла. Дядька баловал меня, несмотря на наличие у самого двух дочерей. Я подозреваю, что он хотел сына, но его жена, тётя Аня, порадовала Сан Саныча только рождением дочек, моих двоюродных сестёр Надьки и Верки.