Усилитель жизни

Чтение газет отвлекало от рутины, а заодно кое-как связывало его с родиной. «Свои» новости по-прежнему интересовали его куда больше местных. Доходило до смешного, когда о важных событиях в жизни Америки он узнавал на следующий день в русском переводе.

Сегодня, правда, ничего интересного в газете не сообщалось. Убили опять какого-то не то чиновника, не то бизнесмена… а президент кого-то по другому поводу поругал… Прокрутив заглавную страницу сверху вниз и ни за что не зацепившись, Антон было соблазнился бульварным заголовком в конце. Заголовок был идиотский, но рядом красовалась фотография симпатичной полуголой девицы. Однако уже занеся над ней мышку, он одумался. Ясно, что на девицу надобно было просто смотреть – что про такую можно еще написать? Так что он не без удовольствия посмотрел, а затем вернулся наверх, где, кроме новостей, был еще раздел о политике.

В этом разделе разные способные к литературе люди писали, что они думают о всяких важных событиях. Писали бойко, но было похоже, что в массе своей они знают о предмете не больше своих читателей. А еще Антон начал замечать, что более яркие статьи стали чем дальше, тем больше сводиться к простой мысли, что нынешний режим плох (вариант: режим плох, хотя жизнь почему-то не очень плоха), а что будет дальше – неизвестно. Менее пессимистичные либо делали вид, что в России идет себе такая же скучная деловая жизнь, как на западе, либо глухо бормотали о национальных традициях или невнятных происках заграничных недругов, но по поводу будущего тоже предпочитали благоразумно помалкивать. В общем, оптимизма в политике было мало, но Антон зачем-то продолжал о ней читать. Видимо, слишком давно в России не был – там он это занятие сразу забрасывал. Почему-то на родине ему, как и большинству сограждан, совершенно не хотелось думать о том, кто и как ими управляет.

…Часы показывали одиннадцать. С газетами было давно покончено – Антон усердно трудился в поте лица. Вернее, в напряжении глаз. Черт, за последнюю пару лет зрение вдруг заметно село – ясно, что все из-за этих буковок на экране. А что он за это получил? Вон, две почетные грамоты на стене висят (о деньгах, которые ему тут платили, в такие моменты ему как-то не думалось. Чем их больше, тем меньше удовлетворение от каждой следующей порции…) Антон откинулся в кресле и со смешанным чувством поглядел на два листка формата А4, с красивыми разноцветными надписями, распечатанные на цветном принтере и приколотые кнопками к стене. Хотя ладно – листочки, конечно, смешные, но кому попало их не дают. Вице-президент фирмы один раз его разработку похвалил… какое-никакое, а отличие.

Но все же – сделал он ту удачную систему, ну может еще одну неплохую. Приятно вспомнить, как он все это сам выдумал, вырастил с нуля, а теперь люди пользуются и уже сами друг другу объясняют, как там что работает. Но остальной его труд, дни и годы – какие-то бесконечные мелочи, суета, а в итоге вспомнить почти нечего. На что жизнь уходит… Окончательно закопавшись в дебри программного кода, не желавшего правильно работать, Антон понял, что ему нужна передышка.

Немного хотелось есть, но до обеда был еще час. Выйти, что ли, пройтись вокруг здания? Только сначала почту глянуть… о, а там, оказывается, что-то интересное!

Письмо из международного отдела извещало, что они рассматривают вопрос открытия офиса в Санкт-Петербурге. Который в России, а не во Флориде. Инженерам, владеющим русским языком, имеющим опыт собеседования с претендентами на работу и готовым на поездку, предлагается немедленно ответить. За четыре дня каждому предстоит провести порядка пятнадцати-двадцати интервью. Отъезд ориентировочно через полторы недели.

Вот так, месяцами ничего не происходит, а потом бац – и не угодно ли слетать домой за казенный счет? Правда, не на пикник, а на работу, и довольно непривычную… Как в анекдоте про кремлевскую стену: «уговорил, похоронят тебя в ней. Но ложиться нужно завтра».

Антон какое-то время сидел в нерешительности. За всю свою карьеру он проэкзаменовал всего-то трех кандидатов, каждый раз долго к этому готовясь и очень волнуясь, чтобы не облажаться самому. А тут такая толпа. Боязно как-то…

А фиг с ним, вдруг подумал он. Вряд ли они там будут разбираться, сколько у него опыта. И вообще не факт, что соберется толпа желающих поехать. Во-первых, русских в конторе немного. Во-вторых, срочность: по местным меркам полторы недели – это как в России завтра. Ну и наконец, из тех наших, кто здесь давно сидит, далеко не все рвутся на родину. Даже ненадолго. Но вот двадцать человек… я после этого голос не потеряю? Да нет, наверное – это же они отдуваться будут, кандидаты то есть. Ладно, кажется, решился…

Оставался, правда, еще вопрос с собственной семьей, и тут Антон почувствовал легкую робость. Он давным-давно никуда не ездил один, да еще на целую неделю. Правда, дети уже не маленькие, так что, наверное, Лена справится… да и вообще, это же командировка, а не то чтобы для собственного удовольствия… но все же домашний номер он набирал с некоторой робостью.

– Лен, привет, – сказал он. – Слушай, тут такое дело… Ты как посмотришь, если я на неделю съезжу в Москву? Точнее, даже в Питер. По работе, – поспешно прибавил он и перессказал ей остальное. – Это как… ничего?

– Конечно, поезжай, – спокойно ответила Лена. – Хоть Питер наконец увидишь. Поезжай, поезжай!

– А вы тут как, справитесь одни? – все еще не очень уверенно спросил Антон.

– Нет, от голода умрем, – съехидничала Лена. – Приедешь и найдешь три мертвых тела. Ладно… когда, ты говоришь, у вас отъезд? Может, я тогда для мамы еще кое-что успею купить…

«Уф, слава богу», – подумал Антон, положив трубку. Конечно, бывает, что Ленка слишком многого от него хочет. С детьми сидеть – всегда почему-то в неподходящее время; в выходные расслабиться не дает… Но все-таки приятно убедиться, что, когда надо, можно на нее рассчитывать. «Надо будет ей обязательно подарок призвезти», – решил он. Отправил ответ в международный отдел, посмотрел на часы (до обеда оставалось еще полчаса) и, вздохнув, вернулся к заевшей программе.

***

Через полторы недели, в субботу рано утром, в аэропорту Сан-Франциско он сел на самолет. Все набранные в поездку «десантники», командование которыми возложили на индуса средних лет с непроизносимо длинной фамилией, попали на разные рейсы. Антону предстояло добираться до Москвы в одиночестве, двумя самолетами с пересадкой в городе Атланта, а от Москвы до Питера ехать на поезде.

До Атланты он долетел часов за пять. Рейс в Москву отправлялся из другого терминала, в противоположном конце аэропорта. Чтобы размяться, Антон решил дойти туда по подземному тоннелю для пешеходов. В результате тащиться пришлось километра полтора – таким огромным оказался этот полный народа транзитный караван-сарай. А город-то – меньше нашего Ростова… Второй самолет провисел в воздухе десять часов, за которые день с ночью поменялись местами, а Антон, как всегда, слегка одурел от бесконечного сидения в кресле. Наконец, вынырнув из низких облаков, «Боинг» со стуком коснулся колесами бетонки. Заревели двигатели, гася скорость на реверсе. За окном под низким небом желтела пожухшая трава, вдали маячило серо-коричневое здание аэропорта… приехали. Здравствуй, родина.

Паспортный контроль и получение багажа прошли довольно резво; мордатые таможенники скользнули по обладателю единственного маленького чемодана ленивыми взглядами, и только. На улице было прохладно, воздух был по-осеннему прозрачным и бодрящим. Антон с наслаждением вдохнул полной грудью. Да, пахнет не так, как в Штатах, и первое, что чувствуется – запах выхлопов. А ведь все равно приятно. И странно как-то, чудно, и отчего-то весело. За высоким бетонным забором шумели самолеты. «Нигде нет неба ниже чем здесь… нигде нет неба ближе чем здесь» – всплыла в памяти строчка из песни.

Когда он добрался до дома, в Калифорнии была ночь. Там все давно спали – кроме жены, ждавшей его звонка. Он иногда и не знал, радоваться или раздражаться на то, что его так опекают. Особенно в последнее время. Что-то, кажется, слишком активно стали ему указывать, что делать…

– Антошка, я без тебя уже скучаю, – сказала Лена. – Дети давно спят, пора самой ложиться, но одной даже странно как-то…

– Я тоже скучаю, – стараясь копировать ее интонацию, ответил Антон. Правда, сейчас, на свободе, за возбуждением, усталостью и нервозностью по поводу завтрашнего, он особенной тоски расставания не испытывал. Если уж совсем откровенно, сбежать от однообразной семейной жизни было даже приятно. Но ему все же не хотелось выглядеть перед ней каким-то бездушным.