Услышь мой голос во тьме
Шрифт:
— Глаза разуй! Прёт как шагоход*! — крикнула она вслед неосторожному водителю, но тот уже не слышал её и скрылся в густой листве за поворотом.
«Такую грёзу испортил, сволочь», — выругалась Рей, затормозила у обочины и умылась водой из фляги.
Бен оглянулся, ему показалось, что девушка что-то прокричала ему вслед, но возвращаться было стыдно. Да и некогда: у Арди сегодня первый итоговый экзамен в академии, он обещал ей, что заедет и отвезёт куда-нибудь отпраздновать, а время потихоньку поджимало.
Долгое время после того, как он очнулся, жизнь виделась Бену бледным пятном с повторяющимися днями. Их похожесть отупляла, а забвение приносило всё больше озлобленности. По ночам ему хотелось рыдать и стать ничем, вновь умереть, только
Макк проявлял к нему ласку и доброту, нередко упрашивал поесть, потому что Бен постоянно был угрюм и отказывался от пищи, словно не считал себя достойным жить. Дни напролёт он проводил в молчаливых раздумьях.
Арди всегда была рядом, она не заставляла его что-либо делать, не упрашивала, не бегала вокруг, как самка над детёнышем. Но по ночам она молча приносила ему воды, подтыкала одеяло или клала руку на плечо, когда Бен начинал бредить в лихорадке.
— Я больше так не могу, не хочу ничего, — проговорил одним дождливым вечером в бессилии Бен, когда Арди закончила с бритьём его изрядно отросшей бороды и стрижкой волос.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала на это? — ровно, с лёгким упрёком, ответила она. — Ты сам себе хозяин. Сам и решай: ещё охота побарахтаться здесь или сдаться. Так или иначе, кому-то было угодно, чтобы ты сидел здесь и ныл, что устал. Кто-то уж очень хотел, чтобы ты ещё раз вышел на улицу и увидел, как прекрасен сегодняшний вечер.
Вытерла текстильной салфеткой его лицо от пены и вышла на крыльцо. Бен почувствовал злость. На себя самого. Ему вопреки отчаянию захотелось подняться с проклятого кресла и выйти посмотреть на дождь в сумерках. Он вообразил себе, как чист и свеж, должно быть, снаружи воздух, как дивны и загадочны деревья и кусты во мраке под тёмно-серым плачущим небом. Опёрся на чёрную лакированную трость и прихрамывая вышел следом.
Вода лила вовсю, нещадно хлестала тёмно-малахитовую траву, колыхающуюся под тяжестью вытянутых капель. Бен глубоко вдохнул, не закрывая глаз: он должен видеть всё, весь этот вечер.
«Ещё не всё утрачено… Я помогу тебе», — нежно пел ему дождь, протягивая навстречу жидкую руку. Бен разогнул пальцы, протянул руку в ответ. Его задушили разрывающие лёгкие рыдания.
Поднял голову и посмотрел на дымящую сигаретой во тьму Арди: шипящий пористый огонёк истлевал перед её отрешённым лицом. Вытянула мягкие маленькие губы, втянула новую порцию табака и запрокинула голову — неземная и притягательная. Из-за влаги её волосы вились сильнее, чем обычно. Упругая дождинка отскочила от перил и приземлилась на белую кожу кисти, окропила маленькую костяшку десятком рождённых ударом крохотных капелек-бисерин.
«Такая красивая девушка, — просто и честно подумалось Бену. Он опустил протянутую руку. — Видел каждый день, как она красива, но ни разу не осознавал этого. — Насколько мог, тихо попытался всхлипнуть, успокоил себя. — Пусть так и будет сегодня: красивый вечер и красивая девушка — маленький повод, чтобы жить. Смешной и крошечный. Но до невозможности приятный».
Арди повернулась и взглянула на Бена: его губ коснулась ненасытная, хищная улыбка. Она ощутила дрожь в коленях.
День за днём, откровение за откровением, и Бен не заметил, как уже целовал её капризный рот на этом самом крыльце.
Затем ещё. И ещё. Вкус табака и красной помады теперь стал синонимом исцеления, терпкого самообмана, резко хлынувшего в зияющую дыру внутри него, чтобы до краёв наполнить её новым забвением.Они не связывали друг друга, не торопились называться любовниками. Им нравилось дышать свободой рядом друг с другом, иметь пути отступления, которые оба держали в запасе. Ни пресловутого «мы влюблены», ни обязывающего «мы встречаемся», никаких ярлыков, убивающих удовольствие совместного времяпрепровождения. Арди даже попыталась разрушить стену отчуждения Бена: в ночи явилась к нему в спальню, целовала с исступляющим жаром, потянулась к ширинке, но он остановил её руку и рвано выдохнул ей в шею: «Не могу!.. Не сегодня. Извини». Виновато взглянул в её смущённое лицо. «Всё хорошо, — ответила она с пониманием. — Как-нибудь потом».
Бен не смог бы объяснить, как ему было странно лежать рядом с ней. Словно всё это неправильно. Не так. Не с той.
Он вновь ощутил прежнее бессилие и утомлённость, озлобленность на своё забвение, что не давало ему дальше жить без оглядки на прошлое. Будто он потерял в дороге нечто важное, но не остановился, чтобы подобрать это.
В конце концов, Бен просто смирился с этим чувством откладывания «настоящей жизни» и плыл по течению. К счастью, Арди ничего от него не требовала, и он мог сколько потребуется раз остановиться и взглянуть на ситуацию со стороны.
Через три часа вылетел к Сосновому каньону — молчаливому и величественному, почти ровеснику самого Гринстока. Внизу простирался песчаный дол, протекала спокойная мелководная река, вблизи которой, на склонах, раскинулась редеющая сосновая роща — пристанище местной фауны. Бен обожал каньон, и это была одна из причин, почему ему нравилась его работа в космопорте Пайн-Порт, куда его пристроил по знакомству Макк. На Гринстоке многое решали межличностные отношения и кумовство, и Соло повезло, что старик, владеющий портом, принял его на работу без надлежащей проверки документов (он обзавёлся поддельными) и лишних вопросов, ограничившись элементарным техническим экзаменом. Здесь вообще всем заправляли старики, оттого планета переживала долгую и уютную стагнацию, которая раздражала Бена. Не нравилась ему и новая ложь, в которой он должен был жить. Макк придумал для него легенду, по которой якобы у Бена амнезия из-за контузии, полученной на войне с Первым Орденом, и ни документов, ни прошлого у него нет. Предприятие не сильно опасное, если не переселяться жить на более развитую планету, где его могут раскрыть, невзирая на то, что официально Кайло Рен считался погибшим. Абсурд в высшей степени. Но особо и выбора не было.
Остановился ненадолго у края отвесной скалы и взглянул вдаль, на космопорт. Он любил это место на закате, когда тяжёлое солнечное золото стекало по возвышенностям, переливалось на буро-охровой глинистой породе. Бен часто ночевал здесь у костра: под боком трескучий огонь, вдалеке поднимались ввысь или опускались в порт корабли, похожие отсюда на бесформенные глыбы, звёзды протягивали к нему тонкие иглы серебристого света. Он предавался гнетущим мыслям, мечтам и воспоминаниям детства. Теперь было не стыдно и не страшно чувствовать любовь к родным полной грудью, ощущать себя прощённым и простить самому. Бен вспоминал о близких почти каждую ночь.
«К кому я бежал без оглядки и наплевав на то, что меня ждёт? Для кого я не пожалел ничего? Кто ты?.. Так или иначе, я рад, что где-то там, в глубине космоса, есть уголок, где ты живёшь и здравствуешь. Ведь это был мой выбор».
Забыться бы хоть на мгновение, не думать об этом. Даже пыл поцелуев Арди был не в силах унять зуд этих мыслей.
Комментарий к Часть I
**Выдержки из статей на Вукипедии:**
*Банта** — вид мохнатых млекопитающих, обитавший на пустынной планете Татуин. Их молоко имело отличительный синий цвет и использовалось для приготовления йогуртов, мороженого, масла, а также могло употребляться в сыром виде.