Усобники

Во дворце, собрав бояр и воевод, Дмитрий наставлял Ростислава:

– Уводи, воевода, полки на Переяславль-Залесский. Жён своих и церковь будут оборонять засадный полк и люд владимирский. С ними и я буду.

– Нет, князь Дмитрий, тебе надобно уходить с дружиной, удельных князей звать, — глядишь, отобьёмся.

– А гоже ли мне, Ростислав, город покидать на радость недругам?

– На севере, князь, ты ополчением обрастёшь и Русь отстоишь. Так всегда было. А мне позволь, пока татары не подступили, город к защите изготовить…

Удалился воевода Ростислав, ушли с ним бояре из старшей дружины, а Дмитрий перешёл в домовую церковь. Молился истово, у Бога просил помощи против врагов. Сам себя спрашивал: кто же они, враги? Ордынцы, да! Но отчего недругами сделались князь Фёдор Ярославский, князь Городецкий?

Мягко ступая, вошёл епископ Пётр, остановился рядом.

– Отец мой духовный, сказанное тобой о драконе, преследовавшем жену, родившую младенца, о разрушенном храме разве не истина? И Русь наша как тот храм, какой иноверцы порушили… Но отчего наши князья их на нашу землю наводят?

– Молись, сыне, и кайся, — тихо ответил епископ. — Не в ярости Господней кара Божья. Господь велик, и Он с нами. Помни о том, князь Дмитрий.

* * *

Не успел великий князь вывести дружину из Владимира, как пришло ещё одно тревожное известие. Оно было из сторожи, что на Оке. Темник Абдул через реку переправился, в землю Рязанскую ринулся.

Великий князь теперь уже не стал собирать воевод, только и сказал Ростиславу:

– Пошлю гонца к Даниилу, чтоб Москву крепил да, ежели сумеет, князю Рязанскому подмог.

– Малочисленна дружина у князя Московского. Вот кабы ему Андрей Городецкий подсобил…

– Кабы, да откуда время брать?

– То так. Однако ты, великий князь, поторопись. Может, ещё соберёшь силы в один кулак.

Дмитрий усмехнулся, ответил с горечью:

– Аль мне не знать князей удельных? Поди, каждый норовит за своими стенами отсидеться. Мнят, минует их гроза, поозоруют ордынцы да и уйдут к себе в степи.

– В том-то и беда, — согласился Ростислав. — И так, сколь помню, князья наши врозь тянут.

– Потому и биты бываем.

По-прежнему, беспокойно звонили колокола всех владимирских церквей. Ростислав новел рукой:

– Владимирцы ополчение скликают. Попрощаемся, великий князь, пора уходить тебе.

Подобно стреле, пущенной из тугого лука, ринулась орда в набег. Гоном проходила она по княжествам. Никого не миновала. Осадила Владимир.

Под самые стены выехали сотни полторы ногайцев, заорали:

– Эгей, владимирцы, открывай ворота! Не то пожжём!

И, подняв луки, пустили на город горящие стрелы. Запылала солома на избах. Люд кинулся тушить пожары, а ордынцам весело:

– Эгей, урусы, жарко?

А им в ответ:

– Сунься-ка, орда ненасытная!

Дерзко вёл себя воевода Ростислав, ночами вылазки делал. Распахнутся ворота, выпустят гридней, они возьмут ногайцев в сабли и снова укроются за городскими стенами. Видел воевода, нет у татар тарана. А когда они полезли на стены, засадный полк и люд отбили их.

Устремились ногайцы в обход Владимира, на удельные княжества, заполыхали городки. Появились ордынцы там, где их не ждали…

* * *

Лес уже зазеленел, пахло прошлогодними грибами, потрескивал под ногами сухой валежник.

Идёт Будый, а мысли о бедах, кои навалились, жизнь ломают. Горем полнится земля Русская. От сотворения Руси нет ей покоя. Будый уже со счета сбился, сколько раз бегал то от ордынцев, то от тиуна. А спросить бы Будыя, лёгок ли хлеб, какой смерд собирает? Тяжёл труд землепашца. Зерно надо высеять и сжать, в суслоны поставить и под навес перетащить, цепом обмолотить.

А время подходит, боярину за землю дань плати, тиун своё берёт, и от ордынских счётчиков не схоронишься…

Возвращался Будый довольный: хоть не отыскал борть, зато наткнулся на поляну. Ежели зимой её очистить, кустарник вырубить и пожечь, можно рожью засеять.

Неожиданно с той стороны, где его изба, заржал конь. Бросился Будый, бежит, а мысль одна, тревожная: ужели татарин озорует? Вот и изба, дверь нараспашку. И ни коня, ни Аксиньи. Увёз проклятый ордынец! Кинулся Будый но конскому следу, но где там…

* * *

Из Владимира на Суздаль, а оттуда на Переяславль-Залесский уводил дружину великий князь Дмитрий. Дрожала земля, храпели кони, сотня за сотней скакали гридни. А следом, в двух конных переходах, шла орда.

Нередко её авангард сталкивался с арьергардом дружины. Наскочат ордынцы, выпустят рой стрел и унесутся либо в коротком сабельном бою схватятся, и тогда рубятся остервенело: звенят сабли, визжат татары, кричат гридни.

Великий князь понимал, что если он развернёт всю дружину, то сомнёт идущие по пятам отряды ордынцев, но это будет временная победа: подоспеют основные силы и дружина будет разгромлена.

Угрюм взгляд Дмитрия. У него свежи воспоминания о сражении с туменами хана Тохты на Клязьме, о первом удачном столкновении, после чего полки воеводы Ростислава укрывались в лесах. В них искал защиты от ордынцев и русский люд…

В Переяславле-Залесском дружина отдыхала. Дмитрий ждал удельных князей в подмогу. Вот только не слишком он надеялся на брата Андрея. Ненадёжен городецкий князь. И уж конечно, изменил Дмитрию ярославский князь Фёдор, коли он, как пёс смердящий, привёл орду на Русь…

В бессонную ночь взойдёт великий князь на воротную башню — где-то там, вдалеке, за сотни вёрст горит зарево пожаров, а копыта татарской конницы уже топчут землю его Переяславского удела. Запах гари преследовал Дмитрия.

Разоряет орда Русь, а удельные князья никак не урядятся. Как помирить их? Вот и ему с новгородцами тоже пора помириться, иначе потянется Новгород к Литве.

Из Переяславля-Залесского уведёт он, великий князь, дружину в северные леса, в верховья Волги, куда должны подойти князья Белозерский и Ростовский…

А вести нерадостные: передовые отряды татар уже видели под Торжком и Волоком. Позвал князь Дмитрий боярина Романа, сказал, сокрушаясь:

– Кажись, сломали нас ордынцы, смяли. — Покачал головой: — Как думаешь, боярин, поди, городецкий князь спит и видит себя на столе владимирском?

Пригладил бороду боярин Роман, вперился маленькими глазками в князя: