Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Погода стояла прекрасная, он проспал больше десяти часов кряду, играли что-то веселое, его телефон разрядился. Убрал его обратно в карман, прислонился к стенке и, устроившись поудобнее в ароматах сахарной ваты и жареного поросенка, решил насладиться зрелищем.
Праздничный день…
Не хватает только почтальона…[153]
Какая-то дама протянула ему пластиковый стаканчик. Поблагодарил ее кивком, словно растерявшийся иностранец, позабывший разом азы французского, выпил глоток вина… непонятного происхождения, сухого,
Тепло, вино, сладость, местный говор, крики детей – все это действовало умиротворяюще…
– Ты все еще спишь?!
Ему и глаза не надо было открывать, он сразу узнал голос своего супер-штурмана.
– Нет. Я загораю…
– Уф, советую с этим кончать, ты и так весь коричневый! Опустил голову:
– Ой! Да ты у нас пират? Головка с черной повязкой кивнула.
– А где же попугай на плече?
– Нууу, нету… – отвечал тот расстроенно.
– Пойдем за птицей?
– А если она проснется?
Хотя одним из воспитателей Шарля был Нуну, а, может, как раз таки поэтому, но он всегда считал, что самое простое говорить детям правду. Не был особенно силен в педагогике, но в этом не сомневался. Правда никогда еще не мешала фантазии. Наоборот.
– Знаешь… Она не может проснуться, потому что набита соломой.
Усы Луки расползлись до самых сережек в ушах:
– Я так и знал, но не хотел тебе говорить. Боялся, что ты расстроишься.
Кто? Кому пришла в голову эта счастливая мысль – придумать детей? – умилился он, пристраивая свой стаканчик за какой-то черепицей.
– Пошли за птицей.
– Да но… – замялся малыш, – это же не настоящий попугай…
– Да но… – торжествовал взрослый, – ты тоже не настоящий пират…
На обратной дороге зашли в кафе «Встреча охотников», по совместительству служившее бакалеей, оружейной лавкой, представительством банка «Креди Агриколь», а днем по четвергам еще и парикмахерской, купили моток веревки, и перед церковью Шарль, опустившись на колени, как следует закрепил Мистенгета, возвращающегося на подмостки.
– А где твои родители?
– Не знаю…
И в полном восторге, вернулся к одноклассникам, ступая с величайшей осторожностью.
– Ты умеешь говорить «коко». Коко? – уже разговаривал он со своим попугаем.
Шарль вернулся на свое место у стены. Дождется выступления Луки и уедет в Париж…
Какая-то девочка принесла ему дымящуюся тарелку:
– Ой, спасибо… Как это мило…
За большущим столом та же дама с внушительным бюстом, что предложила ему стакан вина, всеми способами старалась привлечь его внимание.
Господи, этого только не хватало… Усмехнувшись, поспешил взять в руки пластиковые приборы и сосредоточился на жареной свинине.
Вспомнил белье, сохшее на веревке у мадам Каню.
– Клянусь тебе, это ее лифчик, – твердил Алексис.
– Почему ты так уверен?
– Да ладно… Это же видно. Такая прелесть…
Суета на сцене. Бабушек потихоньку рассаживают на лучшие места, тем временем включили микрофон: раз, два, раз, два, вы меня слышите? Помехи, раз, два, Жан-Пьер, пожалуйста, настрой, да поставь
ты наконец свой стакан, раз-два, все в сборе? Добрый день, усаживайтесь, напоминаю, что розыгрыш лотереи… помехи, Жан-Пьер! Черт! Опять!Ладно.
Мамаши, склонившись в три погибели, поправляли прически и макияж, папаши возились с видеокамерами. Шарль увидел Корину – с двумя другими дамами она оживленно обсуждала какую-то кражу в раздевалке, – и вернул ей ключи.
– Надеюсь, вы заперли калитку?
Да. Запер. Горячо поблагодарил за гостеприимство и отошел. Как можно дальше.
Поискал себе место на солнышке, переставил стул так, чтобы иметь возможность незаметно исчезнуть по ходу спектакля, вытянул ноги и, поскольку его «школьная перемена» подходила к концу, снова стал думать о работе. Достал ежедневник, проверил назначенные на эту неделю встречи, решил, какие бумаги возьмет с собой в Руасси и начал составлять…
На мгновение его отвлек шум слева от него. Но только на мгновение. Словно искорка пробежала между глазным рецептором и подкоркой, мелькнула мысль, что и в сельской школе Ле Марзере есть сексапильные мамаши… Список телефонных звонков – отдать секретарше, обсудить с Филиппом проблему…
Снова поднял голову.
Она улыбалась ему.
– Hullo…
Шарль уронил ежедневник и наступил на него, протягивая ей руку, а, пока нагибался за ним, она успела подойти и сесть с ним рядом. Впрочем, не совсем рядом, оставила между ними один свободный стул.
Для дуэньи, что ли?
– Простите, я вас не узнал…
– Правильно, я ведь сегодня без сапог, – пошутила она.
– Да… наверно, поэтому.
На ней было платье с запахом, обтягивающее грудь, подчеркивающее талию и красивые бедра, а, стоило ей положить ногу на ногу, серо-голубая в бирюзовых арабесках ткань задиралась, оголяя ее колени.
Шарль любил модную одежду. Выкройки, материалы, лекала, отделка – всегда считал, что архитекторы и кутюрье делают примерно одну и ту же работу, вот и теперь изучал, как арабески огибают пройму, не теряя ни единого завитка.
Она почувствовала его взгляд. Скривилась:
– Знаю, знаю… Я не должна была его надевать. Я так растолстела с тех пор, как…
– то вы! – запротестовал он. – Вовсе нет, я рассматривал…
– Что рассматривали? – Она все еще была в напряжении.
– Узор на вашем платье…
– Узор? My God… не говорите мне, что уже видели что-то подобное!?
Шарль, улыбаясь, опустил голову. Женщина, которая умеет снять цепь с бензопилы, а наклоняясь, демонстрирует бледно-розовый лифчик, да еще одинаково хорошо говорит на двух языках, – с ней надо держать ухо востро.
Почувствовал, о ужас, что она тоже его рассматривает.
– Вы, наверно, спали под радугой?
– Да… С Джуди Гарланд.[154]
Какая же у нее очаровательная улыбка…
– Знаете, чего мне здесь больше всего не хватает… – вздохнула она.
– Музыкальных комедий?
– Нет… Вот таких вот глупых пикировок… Потому что… – добавила она уже серьезнее, – это и есть одиночество. И дело не в том, что тут темнеет в пять часов вечера, и живность надо покормить, и детей угомонить, дело в том… Что здесь нет… Джуди Гарланд.