Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство

– Нет, не помню.

– Мечеть своим обликом не спорит с Айей. Они словно две сестры – и похожи, и каждая хороша своей красотой.

– Так и есть. Айя построена в византийском стиле, а Ахмедие соединила в себе и византийский, и исламский стиль. Мечеть строилась не в самые лучшие времена для Великой Порты. Страну сотрясало крестьянское восстание, шла война с Персией, продолжалась распря с Габсбургами за Венгрию. Дабы снискать расположение Аллаха и во славу его, султан Ахмед и решил построить великую мечеть. И не избежал скандала.

– Какого скандала?

– Вокруг Ахмедие построили шесть минаретов, столько же, сколько было вокруг главной мечети ислама аль-Харам в Мекке. Равное количество минаретов объявили святотатством, разразился скандал, и чтобы замять его, султан Ахмед пристроил к аль-Харам ещё один минарет – седьмой. Намеренно было совершено «святотатство» или нет, доподлинно не известно. По легенде виноват архитектор, перепутавший слова, схожие по звучанию – «алтын» и «алты». Султан будто бы велел покрыть минареты золотом, а архитектор понял, что ему велят построить шесть минаретов.

– Ну да, ну да! А минареты-то выстроили за одну ночь, султан увидел результат на утро, посчитал: раз, два, три… шесть?! Святотатство, однако! Знаешь, случись подобное в Европе, европейцы, скорее всего, потребовали бы снести «лишний» минарет. И для острастки, и чтобы непревзойдённое оставалось непревзойдённым.

Серёжа покачал головой.

– Не знаю, Маленькая, не уверен.

Близ мечети мы зашли в магазинчик женской мусульманской одежды, купили мне платок, и девушка-продавец помогла надеть его правильно. Лёгкое пальто, наверное, летнее, она предложила надеть прямо на дублёнку и не покупать, а просто вернуть его после посещения мечети.

– Давай зайдём через ворота султана, – предложил Сергей и привёл меня к проходу, перегороженному цепью. – Султан приезжал верхом, и цепь понуждала его склонить голову, прежде чем попасть в дом Всевышнего.

– Справедливо, – сказала я. – Какая бы власть у тебя не была, но и ты во власти Бога.

– Справедливо, – согласился Сергей. – Надо сказать, Ахмед Первый был неплохим правителем, власть получил ещё ребёнком – в тринадцать лет; правил самостоятельно и умер в двадцать семь, через год после завершения строительства мечети. Он не выиграл ни одной войны, но в народной памяти сохранился, как хороший правитель.

– Ему повезло. А может быть, дело не в везении, а в том, что турки с большим уважением относятся к собственной истории, чем мы. Нашего Ивана Четвёртого Грозного кто только не пинал – и свои, и чужие. Первый венчанный царь Руси, государь, увеличивший государство вдвое – к концу его правления Россия стала размерами больше Европы. Государь, пресекший феодальную раздробленность, покончивший с набегами разного рода остатков татаро-монгольской орды, известен средь потомков как тиран, многоженец и убийца собственного сына. Оболган даже как отец. А ведь при нём был принят самый прогрессивный на то время свод положений, определяющих нормы государственного, судебного, уголовного и церковного права.

– Ну, Ахмеду как государю далеко до Ивана Грозного, – улыбнулся Сергей. – С Грозным можно сравнивать разве что Сулеймана Великого. Но ты права, Девочка, не каждому правителю удаётся пройти сквозь призму времён не запятнанным ложью. Великие всегда находятся под судом. Под судом истории, под судом историков. Их и судить всегда найдётся за что. Не может быть у правителя только праведных дел.

– Согласна, – вздохнула я. – Власть не привилегия, власть – тяжкое бремя. Кто из правителей это понимает, тот делает, что может и что должно.

Разувшись перед входом, мы сложили обувь в мешочки и зашли в мечеть. Внутреннее пространство было огромным, и даже разграничивающие его массивные – в пять метров диаметром, колонны, державшие на себе купол, не умаляли его размеров. Закинув голову вверх, я рассматривала цветочный орнамент стен, витиеватую арабскую графику в центре куполов и по их окружности – священные строки из Корана.

– Коран удивительно красиво написан. Я читала русский перевод.

– Али говорит, Коран теряет красоту даже при самом качественном переводе, поэтому правоверный мусульманин читает Коран по-арабски. Хороший мусульманин – грамотный мусульманин.

– Али это кто?

– Мой друг.

Мы молча постояли у михраба, устремив взгляд в священном направлении. Потом ещё раз обошли мечеть по кругу и присели на ковёр у колонны.

– Покой и свет… – прошептала я, – из окон льётся свет солнечный, данный человеку Богом, а по воле гения строителя храма, и правда, голубой – небесный. Внизу свет электрический -материальный, человечий. Два мира объединены в одном пространстве – духовный мир и мир материальный, точно так, как объединены эти два мира в теле человека. Миры то спорят друг с другом, то сливаются в одно, но оба ведут человека по жизни. Четыре сотни лет эти стены впитывают в себя чаяния людей, энергию их помыслов. Сотни тысяч верующих приносили и приносят сюда либо просьбу, либо благодарность Богу. После молитвы, поверив, что не одиноки на Земле, они уходят. Уходят успокоенными, с надеждой на лучшее. Серёжа, ты веришь в Бога?

– В такого, который следит за человеком и грехи подсчитывает, нет. А ты веришь?

– Верю. Бог есть любовь. Любовь есть энергия, творящая и со-творяющая.

Покидая мечеть, я переживала странный симбиоз чувств – восторг перед дерзостью человеческого стремления запечатлеть непревзойдённую Красоту в веках, и одновременно грустила о малом сроке, отпущенном человеку для творческого подвига – о скоротечности и хрупкости человеческой жизни.

Серёжа молчал, думал свою думу, не делясь со мной. Остановился у фруктовой лавки на колёсах и купил фрукты в подарок доброжелательной девушке-продавцу. Мы зашли в магазинчик, я вернула пальто, сняла платок и тоже отдала девушке. Она легко, с улыбкой приняла фрукты и пожелала нам хорошего дня. Мы ей пожелали удачной торговли.

По дороге в Айю я набрала номер телефона мамы. Она почти сразу взяла трубку.

– Да.

– Мам, привет! Это я.

– Лида?! – обрадовалась она и тут же упрекнула: – А я вчера весь день ждала звонка.

– Прости, мам, вчера счёт времени потеряла, когда спохватилась, у вас уже поздно было.

– Спасибо, что сегодня звонишь! Ты приедешь?

– Да, в ночь мы вылетаем. Как приземлимся, я позвоню.

– Ты одна?

– Я не одна, мама.

– А я Косте вчера звонила.

Перед моими глазами вновь возник Костин растерянный взгляд, тот самый, которым он смотрел на меня в переходах аэропорта.

– Как он? – спросила я.

– Я не знаю, Лида, как он. Переживает, думаю. Со мной говорил спокойно.

– У тебя всё в порядке?

– Лида, какой же у меня порядок, если родная дочь сбежала от мужа?

– Поговорим завтра, мам, хорошо? Пока. – И я прервала связь.

Сергей наклонился и шепнул:

– Всё будет хорошо.

– Будет. Отрадно, что она уже не плачет.