Утопленник

Максим и Буян выскочили на берег, обежали бездомного с двух сторон и уставились на него опешившими глазами.

Вывернутая рана зияла из горла, выплёвывая струи крови. Он что-то нашёптывал, воздевая руки к солнцу. Тончайшая струйка крови проторяла дорожку с уголка губ к подбородку. Он продолжал стоять на коленях, он продолжал молить о пощаде, он продолжал жить. Он слышал органы и женские хоры, плачущие, стонущие по нему. Он видел звёзды в ясном свете небес зовущие его. Он видел мрак, ухмыляющийся над его жизнью. Он видел тьму, проникающую, покоряющую его разум. Всё, что он видел и слышал, передалось Максим. Она зажала уши ладонями и зажмурила глаза.

— Он ванька-встанька?.. — медленно проговорил вопрос Жека. — Ванька-неупаданька? Да?! — заорал он так, что птицы с ближайших ветвей сорвались в небо. — Да?! — ещё раз закричал Жизз. Он пошарил рукой в воде, нашёл нож и несколько раз ударил в шею бродяги, кровь из ран пропитывала одежду на груди.

Бездомный продолжал стоять, лишь опустил руки.

— Я хотела помочь, — прошептала Рамси, глаза испуганно бегали от одного друга к другому. — Мне страшно, — шептала она. — Я не хочу… Я не хочу…

Рэфа стоял с опустошённым взглядом. Какого дьявола он взял с собой этот злополучный нож из рюкзака?

Максим вздрогнула и спросила:

— Вы тоже слышите?..

— Что? — вскинул брови Жизз.

Она покачала головой, словно стряхивала наваждение.

— Господи, ну сколько можно, сколько можно? — взмолилась Макс. — Давай же умирай уже. Ну умирай!.. Умирай!

Бродяга открыл глаза, печаль стонала в них, он хотел сказать, но лишь кашлянул, кровавые брызги окропили сырой песок. Его взгляд поймал Макс и больше не отпускал. Растрескивающиеся губы, пропитанные смесью крови и песчинок, медленно-медленно растянулись в улыбке.

— Хватит! — закричала Максим. — Хватит! — закричала она громче. — Хвати-и-ит! — сорвалась она на визг. Она подскочила к Жеке, вытащила из его ладони нож и полоснула бездомного по глазам. Он схватился ладонью за лицо, сквозь широко расставленные пальцы поползли алые линии. Бродяга не издал ни звука. Медленно передвигая колени, он двигался на Макс.

Максим попятилась с заворожёнными глазами, чуть ли не простонала:

— Да ты что, собака…

Рэфа упал на колени и заплакал. Рамси поджала ноги и упёрлась спиной в лежащий ствол дуба, потерявший кору и отшлифованный ветрами, стараясь подальше отстраниться от виденного.

— Да отстань ты уже, бомж!.. — не кричала — визжала Максим. Она нанесла удар ножом в его лицо, стараясь попасть в глаза, чтобы через них попасть в мозг и наконец-то покончить с этим отщепенцем. — Отстань! — Она нанесла ещё укол. — Отстань! — И ещё удар. Она кричала, как безрассудная. И била, била, била.

3

Бродяга лежал на мелководье, вокруг тела собиралась тинистая зелень, тёмная вода окрасилась в медно-красный цвет. Мрачная тишина окутала пляж. Лёгкий ветерок нёс свежесть с озера, обдувал молчаливую компанию, собравшуюся полукругом на стыке воды и суши, где истёртые подошвы ботинок бездомного прижимали к серому грязному песку окровавленный нож, и в центре этого круга возвышалась пустая бутылка от абсента.

Борис зашёл по талию в воду, затащил бродягу на глубину и оттолкнул. Озеро не желало погружать тело, опускать в свою затаённую глубь. Буян сходил в лесок, принёс замшелый сосновый ствол, собираясь им утопить тело бездомного. Он то хлопал по спине бездомного, широко размахиваясь, то клал ствол сверху и давил всем своим телом. Выбившись психологически, Борис плюнул, напоследок оттолкнул концом тонкой сосны бродягу поглубже, подальше от берега, и откинул ствол, выругавшись с досадой в голосе:

— Не помогла гнилая деревяшка.

Борис услышал всплеск за спиной, но не придал звуку значения. Он подошёл к друзьям, восторженно рассматривая свои вздувшиеся мышцы на груди и бицепсах.

— Похоронил? — спросил Жека, в его глазах не было ни тени страха.

— Уезжать надо, — ответил Борис и погладил по волосам приунывшую Решку-Рамси.

Рэфа вскочил на ноги и воткнул оба указательные пальцы в сторону озера. Они все подняли глаза.

Он плыл — к ним.

Лицо, изуродованное ножевыми ранами, иногда наполовину скрывалось в воде, вырезанные глаза крутили по своду неба, искали свет и не могли найти.

— А-а! — закричала Лада. — А-а-а!.. А-а-а!.. — Она прижала ладони к щекам и побежала в сторону одежды, где они с самого начала обосновались на одеяле.

Рэфа крутил головой повторяя:

— Нет. Нет. — Он отступал к лесу. — Так не должно быть. Не должно… Так не должно…

Максим нахватала камней в ладони и начала с остервенением швырять и визжать.

— Рэфа, хватай бульники и швыряй! — приказал Жиза, выискивая камни покрупнее. — Его нельзя живым оставлять.

Уж в замешательстве остановился, глаза забегали по песку под голыми ступнями Макс, где, кажется, должен валяться нож. Он сел на корточки и заплакал, затрясся от страха — чувства неприятия убийства.

Внезапно Лада остановилась, на её глаза попался большой округлый камень: с гордой решимостью она подобрала. Буян догнал её и обнял. Решка скинула его руку с плеча и, поджав в гневе губы, пошла широкими шагами к месту добивания бомжа.

Через минуту уже вчетвером — Буян, Рамси, Жека и Максим осыпали градом камней голову бродяги. Мало что узнаваемо оставалось в живом лице — лишь маска кровавого месива. Он грёб по-собачьи, всё слабее и слабее, кружил на одном месте, иногда поворачиваясь к ним затылком.

Уж вытащил из-под ног Максим нож.

— Рэфа! — крикнул Жека, слюни брызнули из его рта. — Не будешь помогать убивать, толкну тебя в воду и забьём камнями вместе с ним.

— Да пошёл ты!.. Не собираюсь наблюдать убийство! — крикнул Уж и побежал с пляжа вон.

— Стой, урод! — Жиза развернулся. — Сказал, стой! Хочешь уйти от наказания?! — Он выругался, глаза горели бешенством, безудержная злоба и безрассудная агрессия переплёскивались через край разума. Его кулак сжал булыжник, желая под натиском раздавить собственные пальцы. — Думаешь не убивал?.. Ты был с нами!.. Стой!.. — С намерениями выбить «ссыкуну» мозги и похоронить вместе с бездомным в озере, Жека побежал следом за Рэфой.

Силы покинули бродягу, руки перестали грести. Последний удар, который поставил в его жизни точку, состоялся от руки Решки-Рамси. Сознание его отключилось, повергнув в полный мрак, лёгкие наполнились грязной водой, тиной и водяной плесенью, тело сжалось под судорогами мышц. Он медленно оседал на дно, повиснув, как в небесной пучине, раскинув руки и ноги, оставляя шлейф мутной крови, тянущийся вверх к туманной тени света. Сердце бездомного остановилось, когда скрюченные пальцы ладони опустились в ил.