Утренние прогулки
Шрифт:
На спортивной площадке повесили канат, и мы стали по нему лазать.
Все долезали до половины, даже Евдокимов с Корниловым, а потом спускались.
– Не был бы скользкий, я бы запросто до верха долез, - сказал Корнилов.
Когда дошла до меня очередь, я тоже думал, что доберусь до середины - и хорошо.
Я забрался уже на середину, внизу стояли ребята и смотрели на меня, а силы у меня еще были. И я полез дальше. И долез до самого верха.
Я
В это время мимо шел начальник лагеря. Он тоже заметил меня.
– Это кто же так хорошо лазает по канату?
– сказал он.
– Это Кольцов из третьего отряда забрался? Молодцы, ребята. Только не расшибитесь.
И он пошел дальше.
Мы уже прожили в лагере три дня.
После полдника мы со Светой ходили по территории, собирали в ведро сосновые шишки, чтобы выложить ими дорожки, и вдруг по радио объявили:
– Кольцова Колю вызывает старший пионервожатый.
Сначала мы не расслышали, потому что разговаривали.
Но радио, которое висело рядом на сосне, повторило снова:
– Коля Кольцов из третьего отряда, тебя вызывает старший пионервожатый.
Я побежал быстрей в главный корпус, оставил ведро с шишками Свете, а сам все думал на бегу, зачем меня вызывают.
У главного корпуса рядом со старшим пионервожатым я увидел маму.
И так удивился, что она приехала не в родительский день, что даже ничего не сказал, а подбежал и остановился рядом.
– Что же ты не здороваешься со своей мамой?
– проговорил старший пионервожатый.
– С мамой здороваться не обязательно, - сказала мама и улыбнулась.
– Ну, приехала с тобой прощаться.
– Почему?
– тихо спросил я.
– Понимаешь, как бы тебе объяснить… Я решила съездить в горы, в альпинистский лагерь. Я раньше альпинизмом занималась, вот и решила…
– А я?
– спросил я.
– А ты здесь поживешь.
– Мама в альпинистском лагере, сын - в пионерском, - пошутил старший пионервожатый, - папу еще куда-нибудь.
– Отец в командировке, в Москве, - сказала мама.
– Я ему написала. Он, как вернется, сразу заедет к тебе.
Я молчал.
– Ну, что ты такой грустный? Если очень не хочешь, я не поеду, останусь в городе. Только что мне в городе одной делать. Экзамены через три дня кончатся…
Я не отвечал.
– Ну как, оставаться мне или ехать? Скажи.
– Ехать, - сказал я тихо.
– Ты не огорчайся, тебя обязательно будут навещать. Я позвоню кому-нибудь, кто в городе.
– У нас родительский день в следующее воскресенье, - сказал старший пионервожатый.
– Тебя навестят. И конфет привезут, апельсины.
– Хорошо, - сказал я.
– Ну вот видишь. Спасибо тебе, я так давно не была в горах.
Мама еще побыла полчаса, отдала мне кулек с конфетами, вафли и уехала. А я остался один.
Я даже не успел показать ей, как лазаю по канату. Весь отряд был где-то в лесу. Я понес Кульки на дачу.
Вывалил конфеты на кровать. Но
не хотелось их мне есть.Где- то бегали ребята и громко кричали, смеялись. Я даже слышал голос Корнилова.
– Вперед!
– командовал Корнилов.
– Давай, давай!
А я сидел на крыльце около пустой дачи, и не хотелось мне никуда идти.
В родительский день перед завтраком играла музыка. Мы еще завтракали, а некоторые родители уже приехали и заглядывали в окна столовой, - наверно, проверяли, чем кормят их детей.
– Ко мне тетя приедет, мамина сестра, - сказала Света.
– А ко мне никто, - сказал я, - я один буду ходить весь день.
– Любишь раковые шейки? Мне их обязательно привезут, это мои самые любимые конфеты. Я тебе сразу отнесу, чтобы ты не скучал.
Скоро родители бродили по всей территории. Некоторые сидели на скамейках, накрывали головы газетой и жевали всякую еду.
Отец Корнилова колол грецкие орехи двумя булыжниками. Рядом стояли родственники Корнилова, их было человек десять, может, двенадцать.
«Кончится торжественная линейка, - подумал я, - и убегу куда-нибудь, спрячусь».
Не хотелось мне смотреть на чужих родителей.
Мы все переоделись в парадную форму и выстроились на линейку.
Начальник лагеря стоял на трибуне. И вдруг он стал как-то странно на меня смотреть. Покосится в сторону, а потом снова на меня.
Я подумал, что у меня съехал галстук на плечо, или еще что-нибудь не в порядке. Но все было в порядке. А начальник лагеря не только сам смотрел на меня, он еще старшему пионервожатому указал на меня, и тот кивнул головой.
Я решил, что это мне только кажется. Бывает - удивляешься: почему вдруг незнакомый человек тебе кивает и улыбается? Со мной так происходило несколько раз. Я даже в ответ сам начинал улыбаться и тоже кивал. А потом оглядывался - вовсе и не со мной здороваются, а с другим, и вот они уже весело заговорили, а я иду и глупо себя чувствую. И сейчас все могло быть так же.
Но вдруг старший пионервожатый громко объявил:
– Право поднять флаг на торжественной линейке предоставляется пионерке первого отряда Азизовой и пионеру третьего отряда Кольцову.
И я сразу, как будто был всегда готов, как будто каждое утро поднимал флаг, пошел четким шагом мимо строя всего лагеря к высокой мачте. Потом, посередине пути, я нечаянно подумал, что у меня колено разбито и все на него смотрят. Зря я так подумал, потому что сразу споткнулся и чуть не упал, кто-то даже хихикнул.
Но вот мы подошли к мачте и взялись за шнур. Рядом с нами плескался красный флаг, это мы должны были поднять его высоко на мачту. Все стали смирно, затрубил горн, забил барабан. Мы потянули шнур, флаг пошел вверх и вдруг посередине мачты остановился. Мы стали дергать и тянуть шнур, но он только больше заматывался около флага со вторым шнуром, и ничего у нас не получалось.
А все по- прежнему стояли смирно, и трубил горн, и бил барабан.
– Сильнее! Сильнее дергайте!
– сказал громким шепотом начальник лагеря с трибуны.