Утренние прогулки

–  Да нам помогать, на турнепс, - объяснил другой.

А мы шли мимо них, как солдаты, пели маршевую песню и четко ставили шаг.

–  Вот перед нами поле турнепса, все в сорняках, - сказал пионервожатый, когда мы пришли.
– Сорняки выполоть, турнепс оставить. Одна гряда на двоих.

Мы стояли в начале поля, а конец гряды был далеко.

–  Это все сегодня надо сделать?
– спросил Евдокимов удивленным голосом.

–  Да, сегодня. Разбирайтесь по парам и выбирайте себе гряды.

–  Давай эту возьмем, - сказала мне Света.

И мы выбрали себе гряду. А рядом с нами выбрали Евдокимов с Корниловым.

Солнце грело жарко, вокруг летали шмели, садились на плечи и больно кусали.

Все работали сначала медленно. И мы со Светой тоже еле продвигались.

А потом я представил, что как будто идет война. И турнепс - это наши войска, засевшие в крепостях. А к ним со всех сторон подступают враги. Наши обороняются, но врагов страшное множество. И только мы можем спасти наших.

–  Ребята! Наши окружены в крепостях сорняками!
– закричал я.
– В атаку! Спасай наши войска!
– И стал быстрей вырывать сорняки и отбрасывать их в сторону.
– Ура! Первая крепость спасена!
– кричал я.

И все тоже стали освобождать крепости от окружающих вражеских войск.

–  Вперед! Догоняй отступающего врага!
– кричал Евдокимов.

Мы пололи со Светой нашу гряду, с одной стороны - она, с другой - я. Иногда она отставала, и тогда я перебегал на ее сторону и помогал ей.

–  Враг отступает, не дадим ему скрыться!
– кричал Корнилов.
– Бей его!

Я оглянулся на начало поля и увидел, что оно уже очень далеко: к нам идет красивая чистая земля, и на ней ровными линиями выстроились наши войска - турнепс. А до конца осталось чуть-чуть.

–  Победа рядом!
– закричал я и снова бросился на сорняки.

Мы со Светой и Евдокимов с Корниловым первые освободили турнепс от вражеских войск.

–  Идем на помощь!
– крикнул я, и мы бросились к другим грядам, где еще некоторые наши крепости были окружены.

Когда пионервожатый привел бригадира в черном пиджаке и черной кепке, мы уже победили всюду.

Бригадир не поверил сначала, что мы справились так быстро.

–  Может, с вами вместе еще какая бригада работала?
– спрашивал он.

А пионервожатый только смеялся в ответ. Потом мы выстроились, и бригадир от лица дирекции совхоза объявил нам благодарность.

Мы шли назад, и Света вдруг сказала мне:

–  Я смотрела весной фильм про гражданскую войну, там был молодой комиссар, он очень на тебя похож.

–  Почему похож?
– удивился я, хоть мне и было приятно слышать такие слова.

–  Правда. Если бы ты жил в гражданскую войну, ты бы, наверно, тоже был таким.

Но в эту минуту я опять вспомнил про открытку Бабенкова и уже не хотел радоваться.

А после полдника я увидел маму.

Она шла вместе с начальником к нашей даче. Я даже не поверил сначала.

Но мама шла и смеялась, а начальник рассказывал ей о чем-то и тоже улыбался.

–  Ты что же навстречу не бежишь?
– сказал мне начальник.
– Ты когда-нибудь видел таких загорелых людей? Или свою маму не узнаешь?

–  А я за тобой, - сказала мама.

–  Конечно, нехорошо это - забирать детей за день до конца смены, не положено.
– И начальник вздохнул.
– Но в порядке исключения…

–  И не похудел!
– удивлялась мама.
– А я думала - отощаешь.

–  У нас питание превосходное, за питанием я слежу пристально, - отвечал начальник.
– Что поделаешь, собирай свои вещи, раз за тобой приехали, - сказал он мне и снова повернулся к маме.
– Может, передумаете, оставите его нам?

–  Нет, - сказала мама и засмеялась.
– Он мой сын. И я очень по нему соскучилась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Если долго не живешь дома, то, когда возвращаешься, все кажется другим, не похожим на то, как помнил.

Рядом с нашим домом я вдруг увидел дом, у которого кирпичами на стене был выложен василек. Всю жизнь ходил мимо и не замечал. Ведь василек конечно и раньше был, если этот дом стоит давным-давно. Не перекладывали же строители стену, пока я ездил в лагерь.

Даже наша квартира показалась мне сначала немного другой. И диван в моей комнате как будто был раньше длиннее.

Вечером мы с мамой пошли в магазин.

Мы шли молча, потому что я все хотел спросить о папе и не мог начать.

Потом я увидел мать Бабенкова. Она тоже увидела нас, замахала руками, чтоб мы подождали ее, и даже побежала - так захотелось ей нас догнать.

–  Вернулись уже?
– спросила она, хотя тут и спрашивать нечего: раз она видит нас в городе - значит, вернулись.

–  Да, - сказала мама и свернула налево к дальнему магазину, хотя мы собирались в другой - в ближний.

–  И мне с вами по пути, - проговорила Бабенкова и снова пошла рядом с нами.
– А мой болван в деревне у сестры, - сказала она про Бабенкова, - они там хорошо живут, в деревне теперь лучше, чем в городе.

–  Да-да, конечно лучше, - ответила мама.
– Знаешь, я деньги забыла, - сказала она мне, - пошли-ка назад.

–  Как же вы забыли?
– спросила Бабенкова.
– Вон в сетке у вас кошелек. Совсем от несчастья голову потеряли.

Она так сказала - и мне стало страшно и захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться.

–  Кошелек пустой, - сказала мама, и мы пошли назад, к дому.

Но Бабенкова тоже повернула вместе с нами и тоже пошла назад.

–  Чудные, да вы хоть раскройте кошелек-то, проверьте - может, там деньги.

–  Нет, я точно знаю, что оставила их в комнате.

–  Дома на рояле забыли?

–  Может быть, и на пианино.

–  Я, пожалуй, вас провожу. Такая хорошая погода… Весь день на работе - и лета не видишь.

–  Как хотите, - проговорила мама.

–  А что ваш-то, совсем вас бросил или как?
– спросила вдруг Бабенкова.

А я даже остановился, чтобы не идти больше рядом и не слушать их разговор.

Но все равно я слышал.

Мама не ответила и шла молча. А Бабенкова снова заговорила: