Утренний дом

– Я всё хотела спросить, – заговорила Женька, когда миновали чересполосицу картофельных полей. – А где Бабай?

– Умер, – сухо ответил Сёма и добавил: – Ещё в июне. Есть перестал. Он уже старый был. Болел много.

– Ммм… – сочувственно промычала Женька.

Ребята шли через кустистые заросли к брошенным племенным и молочным фермам, на которых в советское время работал весь колхоз. У некоторых построений уцелели ещё стены и крыша, а внутри иногда можно было найти загородки и сёдла для автоматической дойки. Поэтому ребятам пришлось разделиться, чтобы обойти все длинные коровники, в которых мог затаиться Зевс.

Когда Женя юркнула за одну из уцелевших построек и скрылась за её глухими стенами, Сёма увидел впереди длинные ряды практически полностью разрушенных конструкций. Они напоминали ему выброшенных на берег огромных рыб, от которых остались одни позвоночники и рёбра.

Чем дальше заходил Сёма, заглядывая в коровники и слыша только тишину и своё собственное дыхание, тем больше тревожился. Он пытался держать в голове всю дорогу, чтобы не забыть и по своим следам вернуться назад. Ему казалось, что, если они с Женей не воротятся к деревне ровно теми же тропинками, они потеряются среди пустых и забытых развалин. Это был суеверный страх, который Сёма сам себе придумал.

И лишь, когда Женька выскочила из-за развалин и бойко прокричала: «Его тут нет!», парень вздохнул свободно.

– Давай вернёмся? А то за коровами опоздаем…

– Может, пройдём в сторону кладбища и по задам вернёмся? – предложила Женька. – Вдруг этот козёл где-то рядом пасётся?

Сёма неохотно согласился. Рядом с Женькой его страх стал бледнее, и теперь о нём можно было рассказать с пренебрежением и усмешкой.

– Можно представить, что это книга, – небрежно начал Сёма, – а мы герои, которые шли, шли вперёд, но заблудились. В таком странном месте, где время умерло. Здесь если потеряешь дорогу, то никогда уже не вернёшься обратно. Типа придёшь другой дорогой домой, но окажется, что твоя душа так и потерялась там, в прошлом.

– Ого, прикольно… – неопределённо ответила Женька и вдруг воскликнула: – Слушай! А давай создадим банку прошлого? Ну, такой привет в будущее? Соберём всякие важные мелочи, напишем письма, сложим в пакетики – и в банку? У нас дома есть большая из-под кофе. Закопаем её в поле? Представляешь, если её кто-то потом найдёт? – с восторгом закончила она.

– Хм… Ну давай, – пожал плечами Сёма.

– Завтра? Днём? Свалим из дома.

Сёма посмотрел в сияющие Женькины глаза и улыбнулся.

– Хорошо.

– А ещё можно взять с собой еды… Типа в поход пошли?

– Можно. Жень, постой. У тебя репейник… – Сёма неловко приподнял растрёпанный хвост подруги и снял с кофты три колючки. – У тебя красивые волосы и чёлка, – вдруг брякнул ни с того ни с сего он.

– Очень смешно! – Женя заправила за уши выбившиеся пряди и подтянула сползшую резинку.

– Вообще-то я серьёзно, – нахмурился Сёма.

Женька испуганно посмотрела на него.

– Давай наперегонки до кладбища? – вдруг предложила она.

И не успел Сёма ответить, как она бросилась вперёд.

Оставив кладбище позади, добежали до первой куцей улицы. Переводя дыхание и смеясь, перешли на шаг. И тут услышали крики, доносившиеся со двора одного из трёх жилых домов.

– И чтобы духу твоего тут не было! – кричала молодая женщина, выталкивая кого-то за калитку. – Не смей даже приближаться к моим детям! Я тебе всё сказала! Не посмотрю, что брат, – я Пашке всё скажу!

– Это новая англичанка, – прошептал Сёма подруге.

Плотно сжав губы и сощурившись, Женька внимательно следила за упавшим у калитки мужчиной.

– Это знакомый дядь Миши?

– Да. Идём отсюда быстрее, – сказала Женька, отводя глаза от Виталика.

На следующей улице, увидев бредущих с табуна коров, они разбежались встречать своих.

Пригнав домой Каркушу, Сёма закрыл её в стойле и заглянул в загонку, по которой разгуливал пойманный Серёгой Зевс.

– Вернулся с Олимпа? Нагуля-а-ался! – парнишка радостно погладил чёрную морду телёнка.

Когда Сёма вышел из сарая, то увидел на заднем дворе мать с ведром в зимнем рабочем ватнике и разных галошах на босу ногу. Медленно, стараясь идти ровно, она брела в его сторону. Но у пустой будки Бабая запнулась о колышек, на котором когда-то крепилась цепь, и повалилась на землю, расплескав воду. Сёма попытался ей помочь, но Тамара только посмотрела на него мутными глазами и зло оттолкнула:

– Уйди!

Пока она пыталась встать, а Сёма подбирал отлетевшую в сторону галошу, из курятника вышел отец. Он с грохотом бросил пустые вёдра у двери. Не глядя ни на жену, ни на сына молча сполоснул руки в уличном умывальнике и зашагал домой. Мать, наконец поднявшись, поплелась доить корову. Сёма так и остался один стоять у пустой будки с галошей.

***

Сёма всю ночь проворочался в зыбкой, неясной дрёме. Тиканье часовой стрелки, гудение холодильника и похрапывание спящего на соседней койке Серёги успокаивали. Он проваливался в сон, но скоро снова выныривал из него и с тревогой прислушивался к дому. Одно из таких пробуждений заставило юношу подняться и выключить будильник, который должен был прозвенеть через десять минут. Сёма приоткрыл шторку у изголовья своей кровати. На улице было пасмурно и тихо, небо ещё спало под непроницаемым суконным покрывалом. Только зелёные веточки бузины, окроплённые алыми ягодами, подрагивали от ветра и цеплялись за окошко.

Сёма надел шерстяной зелёный свитер и вытянутые в коленках штаны, нашарил рукой под кроватью носки и вышел из комнаты на кухню. Слушая непрерывное жужжание мухи, попавшей в липкую ловушку под потолком, Сёма натянул носки и в ожидании матери отщипнул кусочек от холодного поджаренного в яйце ломтика хлеба.

– Ты чего так рано встал? – шёпотом спросил его вошедший в комнату растрёпанный сонный отец.

– Мамке помочь, выгоню Каркушу в табун, – стараясь говорить будничным голосом, монотонно протянул Сёма.

– Иди спать, – Пётр зачерпнул ковшом воду из фляги, – я сам.

Напившись, он вернулся в коридор, там медленно надел куртку, обулся и вышел на веранду. Сёма приник к окошку и взглядом встретил отца во дворе. Наклоняясь под верёвками с высохшим свежим бельём, Пётр направился к летней кухне. Когда он снял с изгороди эмалированное ведро для дойки коровы, что-то оборвалось внутри Сёмы и ухнуло в пустоту.

Стараясь тихо ступать по скрипучему полу, он через коридор прокрался к спальне родителей. В нерешительности замерев у входа, прислушался – ни звука. Осторожно толкнул дверь. В сонном полумраке на маленькой боковой кровати тихонько сопела Катюшка. В центре пустовала холодная родительская постель – матери не было. Сёма прикрыл дверь и воротился в свою комнату.