Утренняя заря
Шрифт:
303
К чести специалистов. Всякий раз, как кто-нибудь, не будучи специалистом, хочет произнести приговор, надобно протестовать – будь это мужчина или женщина. Увлечение вещью или человеком – не аргументы; ненависть к ним – точно также.
304
Изменническое порицание. «Он не знает людей!» В устах одного это означает: «он не знает общих свойств человека»; в устах другого – «он не знает исключительных явлений, а общие свойства знает очень хорошо».
305
Цена
306
Говорить ясно. Можно говорить ясно, разделяя слова, по различным причинам: во-первых, из недоверия к себе, на новом непривычном языке; во-вторых, из недоверия к другим, вследствие их глупости или непонятливости. Точно так же и в духовном мире: наше сообщение бывает тогда ясно, отчетливо, педантично, когда те, кому мы сообщаем, иначе не поймут нас. Следовательно, совершенный и легкий стиль допускается только перед совершенной аудиторией.
307
Много спать. Что делать, чтобы возбудить себя, когда бываешь утомлен и пресыщен самим собою? Один рекомендует игру в банк, другой – электричество. Но лучше всего, мой милый меланхолик, много спать в собственном и несобственном смысле! Тогда опять для тебя настанет утро! К области жизненной мудрости принадлежит умение поставить сон туда, где он полезен.
308
Зачем слушаться фантастических идеалов. Там, где у нас есть недостатки, обыкновенно действует фанатизм. Фанатическое положение «любить» придумано было евреями, самыми сильными ненавистниками, какие только были; непорочность восхваляется обыкновенно теми, кто чудовищно распутно провел свою молодость.
309
Вероятное и невероятное. Одна женщина тайно любила одного мужчину, высоко ставила его над собой и втайне говорила себе сотни раз: «Если бы меня любил такой мужчина, это было бы милостью, за которую я преклонялась бы пред ним!» Этот же самый мужчина точно так же относился к этой же самой женщине и втайне сотни раз повторял ту же мысль. Когда, наконец, они оба, в минуту решимости, высказали друг другу сокровенные тайны их сердца, то наступило вдруг молчание: они оба очнулись. Женщина встала и равнодушным тоном произнесла: «Теперь все ясно! мы оба не то, что мы любили! Если ты только то, что ты говоришь, и ничего более, то я напрасно унижалась и любила тебя; демон соблазнил меня так же, как и тебя». Такая очень вероятная история не совершается никогда, – почему?
310
Испытанный совет. Из всех средств утешения ни одно не действует так благодетельно, как утверждение, что для данного случая нет утешения. В этом заключаются такие выгоды для печалящихся, что они снова подымают голову.
311
Знать свою «особенность». Мы легко забываем, что в глазах посторонних людей, которые видят нас в первый раз, являемся совершенно не похожими на то, чем мы считаем самих себя: по крайней мере ничем другим, как бросающейся в глаза особенностью, которая производит известное впечатление. Таким образом, самый кроткий и самый справедливый человек, если только у него длинные усы, будет сочтен, на первый взгляд, обладателем длинного уса, т. е. за военного человека, имеющего бурный характер, а иногда способного и на насилие. Сообразно с этим взглядом и начинают относиться к нему.
312
Садовники и сады. Уединение, нелюдимость
заставляют делать заключения, которые появляются вдруг, точно грибы в пасмурную погоду. В одно прекрасное утро мы неожиданно натыкаемся на них и не знаем, откуда они, но видим только, что они белеют и сереют вокруг нас! Горе мыслителю, если он служит почвой, а не садовником своих растений.313
Комедия сострадания. Когда мы сочувствуем несчастному, мы играем комедию в его присутствии: мы не говорим того, что и как мы думаем; мы так же осторожны в его присутствии, как врачи у постели тяжко больного.
314
Чудаки. Есть малодушные, которые ни во что не ценят свои лучшие дела и поступки и дурно или скептически отзываются об них. Из-за мести они ни во что не ставят сочувствие других и даже не верят в сочувствие: им стыдно показаться увлеченными, и они упорно чувствуют удовольствие от состояния быть смешными.
315
Тщеславие. Мы представляем из себя как бы витрину, в которой мы сами свои мнимые свойства, приписываемые нам другими, постоянно расставляем, прячем, ставим напоказ и этим обманываем самих себя.
316
Пафос и простота. Может быть очень неблагородная привычка – не упускать ни одного случая, где можно показать свой пафос ради наслаждения представить себе при этом зрителя, бьющего в грудь и чувствующего себя маленьким и жалким. Следовательно, смех над патетическим положением может быть признаком благородного.
317
Опыт размышления о браке. Если бы она любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею. Если бы она не любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею! Здесь может быть речь только о двух тягостных положениях, – итак, женитесь!
318
Мошенничество с чистой совестью. Быть обмеренным и обвешанным в мелкой торговле в некоторых странах, например в Тироле, неприятно потому, что злое лицо и грубая жадность, отражающаяся на нем, а вместе с тем нечистая совесть и вражда, поднимающаяся к нам у обманщика-продавца, скверно действуют на нас. В Венеции, наоборот, обманщик от всего сердца радуется удавшемуся обману, и в нем не подымается неприятного чувства к обманутому; он даже способен пошутить и посмеяться с ним, если у последнего есть к этому охота. Следовательно, обманывая, надобно иметь хорошее расположение духа и чистую совесть: это почти примиряет обманутого с обманом.
319
Несколько тяжело. Честные люди, которым несколько тяжело быть вежливыми и любезными, стараются отплатить серьезной услугой. Трогательно бывает видеть, как приносят они застенчиво слитки золота за то, за что другие дали бы только позолоченную монету.
320
Скрывать расположение. Если кого-нибудь мы поймаем на том, что он скрывает перед нами свое расположение, то мы называем такого злым, и притом тем более, если мы подозреваем, что его побудили к этому вежливость и обходительность.
321
Злая минута. Живые натуры лгут только одну минуту, потом они обманывают самих себя и становятся убежденными и честными.
322
Условие вежливости. Вежливость – очень хорошая вещь и принадлежит к числу четырех главных добродетелей, хотя и занимает среди них последнее место; но для того, чтобы не быть тягостными друг другу из-за нее, тот, с кем я имею дело, должен быть одной степенью выше или ниже меня в деле вежливости; в противном случае мы не двинемся с места.