Утренняя заря
Шрифт:
248
Приговор вечера. Кто размышляет о прошедшем дне и о своей жизни, когда он доживет до вечера или утомится, тот обыкновенно доходит до меланхолического размышления, хотя причиной этого бывает не день и не жизнь, а утомление. Во время дел нам обыкновенно некогда бывает судить о жизни и о бытии; некогда бывает заниматься этим и во время удовольствий.
249
Предосторожность против систематиков! Есть сценическая игра систематиков: когда они хотят создать систему и сделать горизонт круглым, они должны стараться выводить на сцену свои более слабые качества в стиле более сильных, они хотят представлять совершенные и сильные натуры.
250
Гостеприимство.
251
О погоде. Необыкновенная и неожиданная погода не располагает людей друг к другу: они становятся при этом жадными к новому, потому что они должны бывают отступить от своих привычек. Поэтому деспоты любят такой климат, где погода – моральна.
252
Опасность в невинности. Невинные люди всегда становятся жертвами, потому что их неведение мешает им делать различие между мерой и чрезмерностью и вовремя стать предусмотрительными. Так невинные, т. е. неопытные, молодые женщины привыкают к частым наслаждениям афродизии и должны обходиться без них позднее, когда их мужья становятся больны или рано вянут; именно простодушный и доверчивый взгляд, что такая частая связь с ними – явление обычное, доводит их до нужды, которая ставит их перед лицом самых сильных препятствий. Известно, кто любит человека, не зная его, тот становится добычей чего-то такого, чего он не любил бы, если бы мог это предвидеть. Вообще, где нужны опытность, предусмотрительность, осторожные шаги, именно невинный может погибнуть скорее всего, потому что он не понимает и не видит яда, лежащего на дне бокала, и выпивает его дочиста. Вспомните только практику всех королей, церквей, сект, партий, обществ: не невинный ли, как наиболее приятная приманка, употребляется всегда на самые опасные дела? Так Одиссей пользуется невинным Неоптолемом, чтобы украсть у старого, больного Филоктета его лук и стрелы.
253
Жить, насколько возможно, без врача. Мне кажется, что больной поступает неосмотрительнее, когда он имеет врача, чем когда он сам заботится о своем здоровье. В первом случае для него достаточно, если он соблюдает все то, что ему предписано; во втором случае мы с большей сознательностью относимся к тому, ради чего даются предписания – к нашему здоровью и гораздо больше замечаем, больше требуем и больше запрещаем себе, чем это бывает, когда мы следуем предписаниям врача. Все правила имеют то же следствие: скрываясь позади правила, меньше обращать внимания на самую цель и поступать легкомысленнее.
254
Помрачение неба. Знаете ли вы месть застенчивых людей, которые ведут себя в обществе так, как будто они украли свои члены? Знаете ли вы месть смиренных душ, которые всюду пробираются тайком? Знаете ли вы месть пьяниц всякого рода, для которых утро – самая скверная часть дня? Знаете ли вы месть больных и угнетенных всякого рода, которые не смеют больше надеяться быть здоровыми? Число этих ничтожных мстителей и актов их мщения громадно; воздух постоянно кишит пускаемыми стрелами и стрелочками их злости, так что солнце и небо жизни омрачаются от этого и тьма покрывает не только их, но и нас всех. Что может быть хуже того, что эти стрелы слишком часто царапают нам кожу и колют сердце? Не станем ли мы отрицать и солнце и небо только потому, что мы подолгу не видим их? Итак, одиночество! одиночество!
255
Философия актеров. Счастливая иллюзия великих актеров, что историческим личностям, которых они представляют, было, действительно, так же хорошо, как им при их представлении! Но они сильно ошибаются в этом: их способность подражать и угадывать, которую они охотно выдают за способность ясновидения, проникает настолько глубоко, чтобы объяснить жесты, звуки, взгляды и вообще наружность, т. е. ими схватывается
тень души великого героя, государственного человека, воина, честолюбца, скептика; они проникают почти в душу, но не в дух своих объектов. Это было бы, конечно, хорошее открытие, – что для того, чтобы проникнуть в сущность какого-нибудь состояния, достаточно только одного ясновидящего актера, и не надобно ни мыслителей, ни ученых, ни специалистов! Но, коль скоро высказываются громко такие претензии, не забудем, что актер есть только идеальная обезьяна, и притом обезьяна до того, что он даже не может думать о «сущности» и о «существенном»: игра, декламация, жесты, сцена, кулисы, публика – для него – все!256
Жить в стороне и верить. Средство сделаться пророком своего времени теперь то же самое, как и прежде: надобно жить в стороне, с небольшими знаниями, с немногими мыслями и с очень большим мнением о самом себе. В конце концов у нас является вера, что человечество не может существовать без нас, потому что мы, совершенно очевидно, существуем без него. Коль скоро является эта вера, тогда веру и находят. Наконец, вот совет для того, кто, может быть, нуждается в нем (он дан был Вислею его духовным учителем Беллером): «Проповедуй веру, пока ты имеешь ее, и тогда ты будешь проповедовать ее, потому что ты ее имеешь».
257
Знать свои обстоятельства. Мы можем ценить свои силы, но не свою силу. Обстоятельства скрывают и показывают нам ее… нет! они увеличивают и уменьшают ее. Надобно считать себя силой различной величины, продуктивность которой, при благоприятных обстоятельствах, возможно, может равняться всесильной: следовательно, надобно думать об обстоятельствах и не жалеть усилий в наблюдении за ними.
258
Басня. Дон Жуан познания: его не открыли ни философы, ни поэты. У него нет любви к вещам, которые он познает, но он имеет ум, страсть и увлечение погоней за познанием и его интригами; он способен подняться до высших и отдаленнейших звезд познания, туда, где ему уже не к чему будет стремиться, разве только к абсолютно «горькому» познанию, подобно пьянице, который в конце пьет полынную и крепкую водку. Так, в конце концов, ему хочется ада, это последнее познание, которое его увлекает. Может быть, для того, чтобы и оно разочаровало его, как все познанное! И тогда он должен остаться на века пригвожденным к разочарованию и превратиться даже в Каменного гостя, с требованием ужина познания, в котором больше он никогда не будет принимать участия! – потому что уже весь мир не в состоянии дать этому голодному ни одного куска.
259
Идеалистические теории. Идеалистические теории встречаются чаще всего у несомненных практиков, которые нуждаются в их блеске для своей славы. Они хватаются за них инстинктивно и при этом не испытывают даже никакого чувства притворства: так же как англичанин не чувствует себя лицемером со своим христианством и соблюдением воскресенья. Наоборот, созерцательным натурам, которые должны обуздывать свою фантазию и бояться молвы мистицизма, подходящи только реалистические теории; за них хватаются они с такой же инстинктивной необходимостью, но не теряя также, при этом, своей честности.
260
Клеветники веселости. Люди, тяжело израненные жизнью, подозревают, что веселость свойственна только детям и свидетельствует об отсутствии ума и что взрослый веселый человек может возбудить к себе такое же сострадание, как ребенок, лежащий при смерти и все еще занимающийся своими игрушками. Такие люди усматривают среди роз скрытые могилы; игры, шум, веселая музыка кажутся им самообманом тяжко больного, которому хоть на минуту хочется еще вкусить очарование жизни. Но такой приговор о веселости – не что иное, как преломление ее лучей на темном фоне утомления и болезни; это также нечто трогательное, побуждающее к состраданию, также нечто детское или ребяческое, но из того второго детства, которое идет позади старости и впереди смерти.