Утро генеральской казни

– Сразу так и не ответишь, – произнесла она.

– А вы попытайтесь, Анна. Вижу, этот вопрос задел вас за живое. И вы сами хотите знать на него правильный ответ.

– А что такое вообще счастье? Понять его можно, только с чем-то сравнив. В мире существуют свет и тени. Одного без другого не бывает, как тепла без холода. По большому счету, я счастлива.

– Вы о семье говорите?

Кошкина мечтательно улыбнулась.

– Если б вы только знали, какая у нас была любовь в молодости! Какие слова он мне говорил! Какие цветы дарил! И выходила я замуж за блистательного курсанта. Мне казалось, что небо усыпали алмазы… Ну, а теперь сами видите, – Кошкина сникла. – Замужем я за ротным-неудачником. Трудности быта способны убить самые лучшие чувства. Нет, любовь никуда не ушла – она осталась с нами, но как-то потускнела. И теперь мне небесные алмазы иногда кажутся осколками бутылочного стекла.

– Я понимаю, о чем вы говорите. Извините, что заставляю вас говорить очень личные вещи. Но только это и интересно читательницам. Ведь у нас женский журнал… А что вы скажете о жене прапорщика – Эльвире? Мне она показалась неискренней, особенно когда мы заговорили о перспективе получения военнослужащими нового жилья. Да и с мужем, по-моему, у нее отношения напряженные.

– Я не люблю обсуждать соседей. У всех найдутся свои трудности. И не хочу судить других, чтобы не судили меня, – Анна Кошкина, словно поставила между собой и Машей невидимую преграду, через которую уже не достучаться.

Напарница Ларина почувствовала это и потому задала абсолютно безобидный вопрос:

– А чем именно занимается прапорщик Кондратов?

– Особиста нашего возит, личный водитель.

– Понятно, – произнесла Маша.

* * *

Подполковник Островец, возглавлявший особый отдел в гарнизоне, оторвал взгляд от бумаг и привычным жестом тут же спрятал их в ящик письменного стола. Лишь после этого пригласил:

– Войдите.

Капитан Кошкин решительно переступил порог кабинета и тут же поинтересовался:

– Видеть хотели, товарищ подполковник?

– Да не смотри ты на меня, капитан, так сердито. Знаю, что у тебя законный выходной, и от личных дел тебя оторвал. Но я со всеми профилактическую беседу провожу, и ты не исключение. Садись, капитан.

Кошкин опустился на деревянный стул и сразу почувствовал себя «униженным». Подполковник Островец был неплохим психологом – правда, умения свои использовал коварно. Ножки у всех стульев в его кабинете были короче на семь сантиметров, чем положено, – их элементарно подпилили по приказу особиста. А вот кресло хозяина кабинета осталось прежней высоты. И теперь подполковник, будучи от природы невысоким, возвышался над любым своим посетителем.

– Значит, так, капитан. Как ты, наверное, уже знаешь, «сарафанное радио» донесло: в гарнизон прибыл представитель немецкой фирмы-застройщика «Дас Хаус». В связи с этим ставлю в известность. К немцу по своей инициативе не подходить, расспросами не докучать…

Особист облизал пересохшие губы, открутил крышку с бутылки минералки, налил в стакан себе и еще в один, стоявший рядом на подносе. В минералке весело зашипели, запрыгали пузырьки.

– И ты попей, капитан. Жара-то на дворе стоит, – прихлебывая из стакана, предложил особист.

– Что-то не особо хочется, – отозвался Кошкин.

– Так куда я теперь эту воду дену? Не назад же в бутылку ее заливать. Не порть продукт, выпей. Не водку же предлагаю.

Капитан без особой охоты поднес стакан к губам, выпил минералку и приготовился слушать.

– …А если немец сам с вопросами приставать начнет? – дослушав стандартные предупреждения особиста, предположил Кошкин.

В армии есть ответы на все случаи жизни.

– Отвечать коротко, в подробности не вдаваться, ни на что не жаловаться.

– Понятно.

– И личный состав, который у тебя в подчинении, проинструктируй в таком вот духе. Да, и еще, – спохватился особист. – Тут журналистка московская появилась, – он заглянул на страничку ежедневника. – Мария Шарапова, женский журнал «ЖЖ». Москва. Так вот тоже – с ней поосторожней. И жену свою предупреди, чтобы лишнего не говорила. Журналистка приедет и уедет, а нам оставаться.

– Она уже сегодня к нам во двор приезжала, – сообщил Кошкин.

– Во-во, тем более.

– С немцем еще понятно, – немного раздраженно из-за лишней осторожности особиста сказал капитан. – А это же женский журнал. Какое отношение он к армии имеет?

– Немасштабно, капитан, мыслишь. Самое что ни на есть прямое. У каждого военного что есть?

Капитан пожал плечами.

– Ну… вышестоящий командир, личное оружие и еще кое-что, как у каждого нормального мужика, – ухмыльнулся Кошкин.

– То-то и оно. У каждого военнослужащего мать есть, жена, девушка, дочка. Вот женщины наши этот журнал и читают. А бабы они писучие, жалобы строчить умеют. Так что и жену свою предупреди, чтобы не болтала… Все, свободен, капитан. У меня тоже дел по горло. Не от хорошей жизни тебя от отдыха оторвал.

Кошкин покинул кабинет. За приоткрытым окном послышалось, как торопливо завелся двигатель, и «УАЗ» покатил прочь. Кошкин явно спешил наверстать упущенное в свой выходной день.

Дверь без стука отворилась, и к особисту вскользнул его помощник – старлей, молодой офицер-карьерист, уверенный, что успех обусловлен лишь одним – перед начальством следует выслужиться.

– Дверь-то запри, – предупредил подполковник.

Особист провернул ключ, бесшумно подошел к столу и глянул на стакан, из которого недавно выпил Кошкин. Вскоре он уже работал кисточкой, нанося на стеклянные стенки порошок для выявления отпечатков пальцев.

Поведение особиста и его помощника объяснялось просто. Несмотря на то, что официальной версией крушения вертолета был объявлен человеческий фактор, особист не исключал и терроризма, а потому решил провести на свой страх и риск собственное расследование. Не из-за любви к правде, конечно. Островец справедливо полагал, что если найдет злоумышленника, то получит долгожданную третью звезду на погоны. Подозрения оказались обоснованными – на болоте неподалеку от места крушения ему лично удалось отыскать отстрелянную трубу ПЗРК, а на ней – фрагменты отпечатков пальцев. Вот теперь особист и усердствовал: приглашал офицеров к себе на профилактическую беседу, угощал минералкой, а потом старлей снимал со стаканов отпечатки пальцев. Конечно, отпечатки военнослужащих имелись и в личных делах, но осторожный особист не хотел поднимать шума раньше времени. Меньше людей в курсе – спокойнее дышится.

– Нахлебался я этой минералки за день, старлей, так что мочевой пузырь скоро лопнет, – признался подполковник. – Вода не пиво, много не выпьешь. Ну, чего там у тебя?

Помощник недовольно поморщился.

– Он его так умудрился взять, что не оставил на нем толкового следа – ни одной подушечки пальцев, только фаланги, – и старлей продемонстрировал, каким образом можно так подхватить стакан.

– Вот же ж черт, – расстроился особист.

– Может, это и не наши ракетой пальнули.