Увечный бог

***

"Домой". Слово чуть не заставило Оноса Т'оолана встать на колени. Что-то ревело в голове. Он думал, это отзвуки его ярости - но теперь он смог различить в какофонии множество голосов. Не только необузданные мысли Т'лан Имассов за спиной; не только далекое еще отсюда буйство схватки Отатарала и Элайнтов; нет, его оглушало негаснущее эхо ужасной боли этой страны, жизни, что некогда здесь процветала, только чтобы угаснуть и умереть в страданиях. А там, на каменной башне, на растрескавшемся шпиле - центре беспокойного вулкана - где кровь земная течет так близко от поверхности, змеиными лазами окружив основание горы - еще один кусок сломанного, разбитого бога, существа, извивавшегося в муках многие тысячи лет.

"Как и мы, Т'лан Имассы. Как и мы.

Тень трона - разве не холодное, страшное место? И все же, Келланвед... ты вправду предлагаешь помощь? Ты решишься бросить нам тень, как щит? Как укрытие? Устыдить нас во имя человечности?

Я однажды назвал вас нашими детьми. Нашими наследниками. Прости за иронию. Видя разврат вашего рода... я думал... ах, не важно..."

Мысленно он потянулся к спутникам, нашел одну. Она рядом, почти за спиной.
– Гадающая по костям, Горькая Весна от Второго Ритуала, ты слышишь?

– Да, Первый Меч.

– Тебя звали провидицей. Скажи, что нас ждет?

– Я не имею дара провидения, Первый Меч. Мой талант - читать души. И не более того. Я была самозванкой так долго, что не знаю иного пути.

– Горькая Весна, все мы самозванцы. Что нас ждет?

– То, что ждало всегда,– отвечала она.
– Кровь и слезы.

Честно говоря, он не мог ожидать ничего иного. Онос Т'оолан подтащил меч, оставив борозду в пыли и камнях. Поднял глаза на малазан: - Даже сила Телланна не может пробить защитных чар Форкрул Ассейлов. Потому мы не сумеем подняться из пыли во вражеских окопах. Остается лишь прямая атака.

– Мы знаем, - сказал тот, кого звали Геслером.

– Мы будем сражаться за вас, - сказал Онос Т'оолан и замолчал, смущенный действием свои слов на двоих людей.
– Я вас огорчил?

Геслер покачал головой: - Нет, ты здорово нас утешил, Первый Меч. Не в том дело. Просто...
– Он снова покачал головой.
– Теперь моя пора спрашивать. Почему?

– Если от нашей жертвы - вашей и моей - утишится боль мира; если наши смерти отправят Его домой... мы сочтем это достойной причиной.

– Увечный Бог. Он чужой для всех нас.

– Достаточно того, что в месте, которое он зовет домом, он не чужой.

"Почему мои слова породили слезы на лицах закаленных солдат? Не понимаю". Онос Т'оолан открыл разум спутникам.
– Вы слышали. Вы разделили. Вот избранный Первым Мечом путь - но я не гоню вас, я спрашиваю: будете ли биться рядом со мной?

Горькая Весна ответила: - Первый Меч, я не избрана говорить за всех. Мы видели восход солнца. Возможно, мы не увидим заката. Значит, нам остается один день, чтобы найти меру достоинства. Возможно, это меньше, чем дается другим; но это намного больше, нежели выпадает очень многим. Ныне мы увидим, кто и что мы. Ныне мы найдем смысл существования.

Первый Меч, мы рады возможности, тобой данной. Ныне мы станем твоими родичами. Ныне мы станем тебе сестрами и братьями.

Онос Т'оолан не смог найти ответных слов. Он погрузился в себя на долгое, долгое время. А потом в глубине души возникло странное... узнавание.
– Тогда вы будете моими родичами. А среди родных разве я, наконец, не дома?
– Он сказал это вслух и увидел удивление на лицах малазан. Онос Т'оолан ступил вперед.
– Малазане, познакомьте меня с К'чайн Че'малле. В разное время наши народы бились против Ассейлов. Ныне в первый раз мы будем биться как союзники.

В пятнадцати шагах Охотник К'эл выпрямился и воздел клинки. Онос Т'оолан ощутил, что рептилия глядит лишь на него. И поднял свое оружие.

"Итак, еще один дар в сей последний день. Вижу тебя, К'чайн Че'малле, и называю братом".

Геслер вытер глаза - он не мог удержать глубоких чувств.
– Первый Меч, - позвал он хрипло, - сколько у вас воинов?

Онос Т'оолан запнулся и ответил: - Не знаю.

Другой Т'лан Имасс, что стоял сзади, отозвался: - Смертный, нас восемь тысяч шестьсот восемьдесят четыре.

– Черное дыханье Худа!
– выругался Буян.
– Геслер, Т'лан Имассов в центр? Вегаты по обе стороны, Охотники на флангах?

– Да, - согласился Геслер.
– Первый Меч, ты знаешь "зубья пилы"?

– Геслер, - прервал его Онос Т'оолан, - как и ты, я прошел Семиградские кампании.

– В жизнь не догадался бы, - оскалил зубы Геслер.
– Буян, пососи немного масла и вели ящерицам шевелиться. Не вижу смысла терять время.

– Отлично. А ты?

– Я и Сег'Черок, мы поедем впереди. Хочу осмотреться, особенно у основания Шпиля. Догоните, ладно?

Буян кивнул: - Вполне. Почему крылатый змей опять не с нами?

– Откуда я знаю? Иди давай. Увижу вас с первого же пригорка. Позаботься, чтобы вы шли строем, не хочу подставляться ублюдкам.

***

Келиз стояла подле Матроны Ганф Мач. Дестриант скрестила руки на груди, понимая, что это инстинктивный жест защиты. Хотя пользы от него мало - не перед лицом того, что грядет. Войны не были частью наследия Эланы. Засады - да, и кровная рознь, и набеги. Но не войны. Сейчас же она побывала в середине войны и движется в середину следующей.

Хрупкая женщина, сбежавшая некогда из становища, обмерла бы от одной мысли. Плакала бы, трясясь от страха.

Лишь соки К'чайн Че'малле делают ее решительной, стойкой...

"В этом ты ошибаешься, Дестриант".

Она удивленно повернулась, вглядываясь в глаза рептилии. Матрона была рядом, можно было коснуться нависающей головы...
– Это ваша смелость, - настойчиво сказала Келиз.
– Так должно быть. Во мне нет ничего.

– Неверно. Твоя смелость дает нам силы, Дестриант. Человеческая сущность ведет нас во тьму битвы.

Келиз потрясла головой: - Но я не знаю, зачем мы здесь. Не знаю, зачем мы будем сражаться. Мы должны были увести вас подальше от всех, куда-то, где не нужно сражаться и умирать. В место жизни. Мира.

– Нет такого места. Даже в изоляции нас осаждали сомнения, соки тоски и отчаяния. Ты со Смертным Мечом и Надежным Щитом вернули нас в мир живых - мы пришли из места смерти, но ныне мы займем место среди народов мира. И это правильно.

– Но так много ваших сегодня погибнет!