Увидеть свет

Он не понимал её.

Было искушение поискать что-нибудь о Терри. Наверняка что-то отыскалось бы, но Доминик отодвинулся от ноутбука. Он не жаждал ничего знать об этом человеке. Было как-то глупо и мелочно стараться найти о нём информацию. Да и разве нет проблем поважнее?

Он вернулся к вопросам и плодотворно трудился над ним почти до десяти вечера. Отослав е-мейл, он обратился к списку статей, который подготовил Алекс. Впереди была целая ночь, и Доминик хотел посвятить её чтению потока критики, а точнее, восхвалений, который щедро изливала из себя Саманта, пока чья-то твёрдая рука не прервала её жизнь.

========== 12 ==========

Воскресный вечер совершенно испортили новости: был обнаружен очередной труп. Доминик даже отстранённо удивился тому, что узнал это, сидя в гостиной перед телевизором, а не из звонка Рика. Впрочем, он не проверял почту и вполне мог пропустить сообщение.

По кратким фразам диктора Доминик предположил, что на этот раз жертва пала от руки «второго», и ему стало любопытно, какую же картину тот использовал в качестве вдохновения.

Пришлось включать ноутбук. Пока загружался почтовый ящик, Доминик вспомнил, что оставил без ответа письмо Линдси, и с явной неохотой просмотрел его. Как ни странно, блоггер не настаивала, чтобы он поучаствовал в очередной авантюре или что-то прокомментировал.

«Доминик, до меня дошла информация, что мои статьи, а особенно — ответы под ними, негативно сказались на вашем положении. Я прошу прощения. Надеюсь, мы возобновим сотрудничество, когда всё утихнет. Вы невероятно помогли мне. Простите, что отнимаю ваше время ещё и этим глупым посланием… Но… Я волнуюсь о вас, будьте осторожны. Я на вашей стороне в любом случае».

Последняя фраза показалась совсем уж странной, но послание успокаивало — во-первых, Линдси не принялась настаивать на общении, во-вторых, ей вполне можно и не отвечать.

Он всё-таки выжал из себя одно короткое «Хорошо». И открыл письмо от Рика. Тот даже не сделал никакой приписки.

Фотографии впечатляли, и Доминик с неясным трепетом узнал картину. И стоило только вспомнить полотно в подробностях, как его замутило. Случайно ли, или в том был умысел убийцы, но выбранное творение Жана Солье было ударом под дых — оно слишком много значило для Доминика.

Абстрактная пародия, в которую по воле «второго» превратилось человеческое тело, была копией «Вечной любви». Банальное название, впрочем, искупалось строгими геометрическими формами, разбросанными по холсту в такой удивительной гармонии, что даже неприемлющие абстракцию люди останавливались напротив, совершенно заворожённые.

Доминик едва не приобрёл эту картину, но его опередили. Полотно было продано. В жажде всё-таки завладеть им, Вэйл навёл справки, решившись предложить владельцу тройную цену, сколько бы там ни вышло, лишь бы получить драгоценный шедевр.

Так он и встретился с Мадлен.

Сейчас картина, бывшая причиной их связи, являлась собственностью Анхелики. Когда они развелись, «Вечная любовь» стала тяготить обоих. Но в галерее она входила в постоянную экспозицию. Доминик часто рассматривал её, вдохновляясь.

Жан Солье поздно обнаружил в себе тягу к живописи, что не помешало ему написать несколько превосходных работ. Его унесла скоротечная болезнь, и порой Доминик раздумывал, сколько шедевров умерли с ним вместе, не успев отразиться на холстах.

И теперь, когда великолепие «Вечной любви» было попрано грубым и словно насмехающимся плагиатом, да ещё и замешанным на крови, Доминик по-настоящему рассердился, но и испугался тоже.

Так не метит ли «второй» в него, не желает ли диалога? Не пытается ли задеть именно его своими поступками?

У Доминика закружилась голова от одних только предположений. Возможно, он и сам виноват, ведь действительно пытался вовлечь убийцу в нестандартный разговор. Возможно, это произошло потому, что в последние пять лет Анхелика немало внимания уделяла полотнам Вэйла, но сегодняшняя жертва казалась слишком явной провокацией.

Отрезвила только одна мысль. Кто вообще осведомлён, что конкретно эта картина столь много значит для него?..

***

Рик позвонил в понедельник утром, и Доминик был признателен ему за это. Вечером он не смог бы поговорить.

— Я узнал картину, — сказал Рик. — Быть может, тебе станет легче. На этот раз он допустил ряд промахов.

— Каких, если не секрет? — Доминика не слишком интересовался ответом, но в этом было нечто сродни злорадству.

— Это технические детали, — увильнул Рик. — Но уже скоро личность его будет раскрыта, совершенно точно.

— Значит, хоть с одним всё решено, — на Доминика почему-то нахлынула злость. — Хоть с одним.

— Может быть, он прольёт свет и на личность второго, — предположил Рик, но в голосе его не звучало уверенности.

Доминик же едва не воскликнул: «Конечно, нет», но сдержался.

— Буду ждать новостей, — сказал он резко.

— До встречи, — отозвался Рик и повесил трубку.

И всё же… это ничуть не утешало. Как можно узнать, почему этот безликий пока ещё «второй» выбрал именно «Вечную любовь»? Как понять, связан ли он как-то с Домиником или нет?..

И кто стал жертвой на этот раз?

Вопросов только прибавлялось, и пока Рик мог довольствоваться возможностью прояснить хоть один из них, Доминика тревожило, что это породит всё новые и новые тёмные пятна.

***

Позже он всё-таки сумел объяснить себе, что убийца не преследовал его, не подбирался к нему. Он интересовался галереей Анхелики, но в этом не было ничего личного. Ведь предыдущие картины никак не были связаны с Домиником. По крайней мере, в это хотелось верить.

Пусть Вэйл и не привык обманывать себя, но в этот раз ему казалось, что единственный способ уберечься от излишней паранойи — убедить себя в том, что второй убийца отстранён от него и не жаждет никакого столкновения. И так многовато факторов заставляли вздрагивать и чувствовать дискомфорт.

Испорченный распорядок дня, внимание со стороны федералов, слишком большое число людей вокруг… Доминику казалось, что он — загнанный за красные флажки волк. Он когда-то читал об охоте на этих хищников, и теперь каждое слово вспоминалось, играя свежими красками, каждый образ грозил развернуться, захватывая воображение.

Самым неприятным в этом ощущении было, пожалуй, чувство несправедливости происходящего. Он, быть может, и волк, но не таскал овец в деревне, а вот тот, другой…

Навязчивые сравнения с животным миром вдохновили, или точнее, заставили Доминика взяться за скетчбук и зарисовать целый ряд набросков, где люди фантасмагорически трансформировались в зверей — оленей, тигров, волков. Сквозь них прорастали ветви, искажая пространство.