Uzbekiada

Вломившись домой, он забаррикадировал дверь, но вместо того, чтобы успокоиться, схватил телефон и принялся звонить в полицию.

В дверь уже ломились. Гулкие удары, перемежаемые шипением по смыслу похожими на проклятья, разносились по подъезду, дверь начала трещать. Снова на дверь обрушился сокрушительный удар, узбек навалился на баррикаду, в телефонной трубке послышались короткие гудки. Трясущимися руками он раз за разом набирал номер полиции, пока в конце концов дверь не поддалась. Узбека отбросило назад и в квартиру ворвалось несколько старух. Дальше последовал взрыв боли и темнота.

Глава 14.

Первый из.. . Браво!

Вода смешалась с пеплом, превратив тот в зыбкую противную жижу, которая со временем высохла и напоминала скорее цемент. Этот раствор был везде. Всюду воняло гарью. Вокруг ходили и кричали люди. Серьёзные человеческие голоса разносились по пустым помещениям, пробивались сквозь гнетущую толщу и давали надежду выбраться из пепельной могилы.

Он слушал голоса закрыв глаза, постоянно кашлял, выбрасывая из повреждённых лёгких кровь, внимательно прислушивался к ощущениям в надежде определить где верх, а где низ. Кровь медленно ползла по щеке от левого уголка рта к виску. Теперь было известно в каком направлении нужно двигаться.

Руки скованны пеплом, ноги не слушались из-за переломов. Свободны были только плечи и голова. При первой же попытке дёрнуться, спину выше поясницы пронзила настолько сильная и резкая боль, что сознание покинуло его. Много позже он снова открыл глаза, голоса звучали ещё более приглушено, времени оставалось всё меньше.

Новая попытка пошевелиться обернулась ещё одним приступом сильнейшей боли, но в этот раз путём неимоверных усилий удалось не потерять сознание. Последовала ещё попытка, потом ещё одна. В ход пошёл плечевой пояс и несколько минут спустя, верхняя часть тела уже была более или менее свободна. Загребая слежавшуюся пепельную массу ободранными ладонями и терпя боль, он принялся расширять пространство вокруг себя, ещё немного и даже получилось освободить сломанные ноги.

Выбраться, двигаясь строго вертикально казалось невозможным и потому он решил просто ползти, сначала приняв горизонтальное положение, а затем постепенно забирая всё выше, выбраться на свежий воздух. Чтобы хоть как-то скрасить монотонный процесс копания он думал. Думал о том, что делать дальше. "Выбраться наружу и спасти хоть кого-нибудь? Или же его смогут спасти? А дальше что?".

Время шло, он копал, постоянно кашлял, ноги и спину разрывало от боли. Прошла целая вечность, но в очередной раз вонзив тонкие пальцы в пепел, он пробил себе путь наружу.

В глаза, привыкшие ко тьме ударил яркий свет почти ослепив, человеческие голоса ударили в барабанные перепонки. Выбравшись на свежий воздух, он долго лежал на животе и просто дышал, наслаждаясь свежим воздухом с запахом гари, но всё-таки подняв голову, пожалел об этом.

Единственный выживший феечка-жид осматривал цокольный этаж и не мог поверить своим крохотным глазкам. Пламя, что почти убило его, пожрало не только его дом, но и его народ. Во всяком случае большую часть уж точно. Израиль не пытался полететь, он знал, эта затея обречена на провал. Оба крылышка просто сгорели в огне, да и сам он обгорел очень сильно. Сгорело практически всё: семьдесят процентов кожи, крылышки, миниатюрный пиджачок, и даже пейсы с ермолкой, которую подарил дед Мойша. Как выглядел дед Мойша? Как выглядели остальные тысячи? Как выглядят они сейчас?

Израиль кричал, заливался слезами и рвал на себе остатки кожи, осознавая весь ужас ситуации, в которой благодаря старому пироману, оказался. Месть! Всё о чём он думал была месть! Догнать старого выродка и убить самым изощрённым способом, на который только способен!

Взглянув в направлении, в котором ушёл Никонорыч, он грязно выругался. Потолок обрушился, преградив путь. Используя исключительно обожжённые руки, он пополз в обратном направлении, к лестнице. Рядом никого не было, и никто не мешал. Израиль перебирал ручками сосредоточившись на ступеньках. До лестницы было не более пятнадцати метров, но крохотный человечек преодолел это расстояние ползком почти за сутки. Ещё столько же понадобилось дабы выработать стратегию подъёма и преодолеть первую ступеньку, дальше дело пошло веселее.

Ползая у лестницы, он нашёл каким-то чудом не сгоревшую пластиковую вилку от лапши быстрого приготовления и осколок стекла. Несколько часов спустя, он, подобно скульптору отсёк от вилки всё лишнее и нарезал некоторое подобие ступенек. Поставив импровизированную лестницу к ступеньке, он затаскивал себя наверх только при помощи рук, вытягивал вилку наверх и всё повторялось вновь. Дважды после подъёма вилка падала и Израилю приходилось спускаться за ней. Он падал, терял сознание от боли, приходил в себя, снова устанавливал вилку и поднимался наверх. Ещё сутки спустя перед феечкой-жидом предстал первый этаж, и он окончательно потерял надежду на всякий положительный исход.

Пред ним была не больница, а могильник. Тысячи феечек сгорели заживо и виной тому был Старая падла. Ему некому было помочь и помощи ждать тоже было не от кого.

Израиля снова потревожил приступ кашля с кровью. В последние сутки его состояние сильно ухудшилось, он умирал и уже не чувствовал того что осталось от кожи и кажется даже, его обволакивал запах сыра. Он не мог избавиться от запаха сыра и это сводило с ума.

Феечка-жид пополз вдоль коридора к тому, что когда-то было фойе больницы. Он полз вперёд, давно потеряв счёт времени, зрение затуманилось, окружающие звуки не тревожили его слух. Он не слышал ничего и видел только окно света впереди, но упорно перебирал руками в надежде получить воздаяние, пока его не осенило. Он не сможет отомстить просто потому что никому и никогда из его народа так и не удалось покинуть злосчастную больницу. Феечка-жид остановился и уже хотел расшибить собственную голову от досады как пол под ним едва ощутимо содрогнулся. Над Израилем нависла тень, время будто бы остановилось и...

– А, твою мать!

– Что опять не так?
– Спросил Линдквист.

– Кажется, я наступил на жука или дерьмо.
– Ответил Лодыгин морщась.
– Проклятые бомжи уже и здесь нагадить успели.

Капитан осмотрел подошву ботинка, но кроме гари ничего не заметил.

Инспектор ничего не ответил. У него было достаточно забот и без Лодыгина. Абсолютно идиотское преступление, которое в любой другой стране могло быть расценено только как мелкое хулиганство, превратилось чёрт знает во что. Полоумный свидетель, впал к кому, потом выпал из комы, бежал из больницы, не забыв поджечь её напоследок. Как описать в рапорте, что было дальше он даже не представлял.

В тот же вечер, каким-то чудом, старик материализовался на своей любимой заправке и, размахивая причиндалами, требовал непонятно чего, но так ничего не добившись, исчез в неизвестном направлении. А два часа спустя, с криком: "Доколе!?", носился по торговому центру, облачённый только в усы и снова не был задержан. За ночь, свидетель побывал ещё в нескольких местах, но попыток поджога не предпринимал, а после исчез.

Теперь предстояло найти уже подозреваемого в поджоге старика, предать правосудию и поставить крест на нём, как свидетеле.

С потерпевшим по этому делу тоже оказалось не всё гладко. Точнее всё оказалось очень и очень плохо. Вместо того, чтобы пойти домой, узбек упал в обморок на лестничной площадке и почти забил ногами сердобольную женщину, попытавшуюся ему помочь. А дальше, только оперативное вмешательство констеблей, спасло того от линчевания. Теперь узбеку грозила либо тюрьма, либо психиатрическая лечебница.

– Ну, капитан, вы довольны?
– Спросил инспектор, направляясь к выходу из больницы.

– Чем?