Ужас на крыльях ночи

– Фиг их знает! Верка, откуда берутся плодожорки?

– Ну, ты даешь, Таня… – крикнула в ответ блондинка, стоящая у кофейной машины. – Наверное, кто-то их рожает.

– Кроссворд разгадываете? – полюбопытствовала официантка Татьяна.

– Анкету безопасности на сайте заполняю, – ответила я. – Жуткое идиотство! Полнейшее и окончательное идиотство!

Сидевшая неподалеку от меня пожилая женщина неожиданно заплакала. Я испугалась и повернулась к ней.

– Простите, не хотела вас обидеть. К вам мои слова не имеют никакого отношения! Злюсь на риелторскую контору.

Дама вскочила и убежала в туалет.

Я посмотрела на Татьяну.

– Что случилось? Вроде я ничего плохого не сделала.

– Не обращайте внимания, – махнула рукой официантка, – народ сходит с ума. Может, она чего в телевизоре увидела и сейчас вспомнила? Вечно там жуть показывают. Вы не ломайте мозг, пишите любое слово или цифру.

– Но мне задан конкретный вопрос – сколько ног у собаки? – пояснила я.

– И чего вы в ответ накропали? – заинтересовалась Таня.

– Возможны варианты? – хмыкнула я. – Конечно, четыре. А идиотский сайт выдал: «Этот ответ уже использован».

Официантка засмеялась.

– Вы же не ЕГЭ сдаете! Это дубляж пароля, без разницы, сколько укажете, хоть сто девяносто семь миллионов в квадрате. Главное, цифру запомнить и потом ее аккуратненько вбивать всякий раз, когда потребуется. Как с именем, я же вам уже объясняла.

– Ага, – кивнула я, ощущая себя полной дурочкой. – Думала, надо правильно отвечать.

– Не-а, – возразила Таня и ушла.

Через пару секунд я перевела дух. Итак, Вилка теперь Таракан с тремя зубами, у собаки девяносто ног, а в феврале-месяце сорок четыре дня. Добро пожаловать в виртуальную действительность! Ну, теперь-то электронная квартира распахнет дверь?

«Добрый день Таракан!» Привет, сайт. «Назовите указанные в рамочке цифры и буквы». Я прищурилась. Что за чушь? И почему криво написано? Вот это, кажется, восьмерка. Или девятка? Затем вроде «О». Хотя нет, «С». Помучившись некоторое время, я напечатала сочетание 8С743. «Неправильно. Попробуйте еще раз».

Я прикусила губу. Так, ладно, другой набор: 90743. «Неправильно. Попробуйте еще раз».

После двадцати попыток я вспотела и крикнула:

– Таня, подойдите, пожалуйста!

– Никак не зайдете? – посочувствовала официантка. – Перемудрили они с безопасностью.

– Не могу цифры рассмотреть, – пожаловалась я.

– Дайте-ка… сейчас… Во!

Послышалась радостная музыка.

– Танечка, как вам это удалось? – поразилась я.

Официантка пожала плечами.

– Просто. Тык, тык и готово. Хотите еще чаю?

– Несите, – согласилась я, – с удовольствием выпью. Только в туалет сбегаю.

В санузле у рукомойника стояла пожилая дама, та самая, что в слезах убежала из-за соседнего столика. Сейчас она аккуратно промокала глаза куском бумажного полотенца. Я встала у свободного умывальника и включила воду. Женщина отложила салфетку и посмотрела в мою сторону.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я.

Незнакомка оперлась руками о раковину и прошелестела:

– Простите меня.

– За что? – удивилась я.

– Напугала вас, – пояснила дама, – умчалась с ревом.

– Вы просто заплакали. Что-то случилось? Я сказала какие-то неприятные слова? – спросила я. – Извините, если обидела, не хотела вас задеть.

Дама покачала головой.

– Просто вы воскликнули «жуткое идиотство»…

Я прижала к груди мокрые руки.

– Да, но к вам мой возглас не имел ни малейшего отношения. Я пыталась войти на один сайт, а у них совершенно идиотская…

Из глаз дамы опять хлынули слезы, я кинулась к ней.

– Что случилось?

– Это слово, – пробормотала женщина, – «идиотская»… Не могу его слышать… не могу…

Дама разрыдалась. Я обняла ее, прижала к себе и стала гладить по спине, приговаривая:

– Ну, ну, все будет хорошо, все уладится, не стоит отчаиваться…

Женщина притихла, потом отодвинулась.

– Не сочтите меня за сумасшедшую.

– Вы не похожи на психиатрическую больную, – на всякий случай быстренько согласилась я.

– Варвара Андреевна Крылова, – представилась незнакомка и оторвала новый кусок бумажного полотенца.

– Виола Тараканова, но лучше просто Вилка, – в свою очередь представилась я.

– У меня была внучка Рада, – медленно заговорила Варвара Андреевна, – она умерла от амавротической идиотии неделю назад, за день до своего пятилетия.

– Вот ужас! – прошептала я.

– Мы еще долго продержались, – продолжала дама, – обычно в этом случае на тот свет уходят раньше. Я слово «идиот» и все производные от него теперь слышать не могу, сразу рыдать начинаю.

– Кошмар, – прошептала я.

Глава 20

Варвара Андреевна скомкала бумагу.

– Отец ребенка, мой сын, мигом исчез, как только врач сказал: «Это не вылечивается. Сначала малышка ослепнет, потом лишится возможности двигаться, станет безумной. Молитесь, чтобы смерть пришла за ней пораньше». А мы с невесткой решили все-таки бороться, надеялись, вдруг Рада будет первой, кому удастся одолеть болезнь. Наташа, моя невестка, нашла группу поддержки – родители больных ребятишек собираются, и еще она отыскала один медцентр. Название у него пошлое – «Розовое счастье», но там безнадежно больным детям давали экспериментальное лекарство. Какая-то мамочка сообщила в Интернете, что ее сыну оно помогло, мальчик жив, ему даже лучше стало, и Ната бросилась в клинику. Ее принял владелец, Олег Иванович Даниш, приятный такой, улыбчивый мужчина, который сказал, что нашу Раду в центр взять не могут, девочка по каким-то параметрам не подходит. Невестка на колени упала, но доктор все равно не согласился. Наташенька вернулась домой, соединилась с мамой того мальчика и стала выпытывать, как ей удалось сына в «Розовое счастье» пристроить. Та в конце концов раскололась: «Скажи главврачу, что хочешь сумму в его милосердный фонд передать, тогда он примет твою дочку». Ната обомлела: «Даниш обирает умирающих малышей? Наживается на них?» И услышала в ответ: «Плевать, главное, лекарство честно колют. Хочешь спасти ребенка? Отдай бабки, пусть подавится. Но учти, я тебе ничего не говорила. Начнешь скандалить, заявлю, что ты врешь, мы не знакомы. Я тебя пожалела, сболтнула, как было. Мне Олег Иванович сам деньги пожертвовать предложил, а тебе нет, чем-то ты ему не понравилась». Наташа собралась утром бежать в клинику, но не успела. Рада умерла. Мы похоронили девочку, а я теперь, как только слышу слово «идиот» или производные от него, начинаю рыдать. Пока Рада была жива, если только ее существование можно назвать жизнью, я ни слезинки не проронила, а сейчас в истерику впадаю, причем в самом неподходящем месте.

Я погладила Варвару Андреевну по плечу.

– Это не истерика, так выходит стресс. Раде сейчас хорошо, она стала ангелом.

– Вы полагаете? – с надеждой спросила дама.

Я постаралась говорить как можно более убедительно:

– Конечно. Я уверена, что ваша внучка сейчас в раю и счастлива.

Слова закончились. Да и что еще можно сказать в подобном случае?

Варвара Андреевна вытерла лицо полотенцем.

– Спасибо за моральную поддержку. И еще раз извините за истерику.

– Ну что вы, – улыбнулась я, – разве это истерика… Вы пробовали местные пирожные? Здесь восхитительные эклеры с заварным кремом.

– С заварным? – переспросила Варвара. – Помнится, в советские годы я ездила за такими в кондитерскую в Столешниковом переулке. Потом магазин закрыли, вместо него теперь какой-то бутик. До сих пор пытаюсь найти пирожные, похожие на те, и постоянно терплю неудачу. Тесто либо клеклое, либо сухое, внутри начинка, в которой очень много жира, и понятно, что использовалось не сливочное масло, а какая-то гадость.