Узы крови

– Мальчик мой!

Дамблдор сиял, как начищенный котел, и Северусу сразу стало как-то не по себе.

– У вас есть новости? – осторожно предположил зельевар.

– Еще какие, милый мой! – Дамблдор разве что не хихикал от возбуждения, как шестнадцатилетняя школьница. – Я так рад за тебя!

Северус взглянул на конспект урока и заподозрил директора в наличии иронии. Тем временем Дамблдор продолжал нести околесицу:

–… Память меня не подвела, я все помню про своих учеников и поэтому сразу догадался, что к чему, как только она назвала имя своей матери. Северус, это же чудесно! Разумеется, я о тебе самого высокого мнения, и тут же смекнул, что ты ничего не знаешь. Правда, не могу взять в толк, как так получилось, но я уверен, что вместе мы разберемся в ситуации.

«Старик спятил», – если бы за каждый такой вывод Северусу вручали по шкуре бумсланга, он смог бы наварить пожизненный запас Оборотного зелья.

– О чем вы, профессор? – устало спросил Северус.

– Поздравляю, мой мальчик! – хлопнул в ладони Дамблдор. – Ты стал отцом!

«Кажется, на этот раз вывод верный».

– Простите? – опешил Северус.

Дамблдор несколько мгновений взирал на него бессмысленными глазками, затем спохватился:

– Ах да, чуть не забыл, – и бросил на стол перед Северусом желтый конверт.

Северус пребывал в полнейшем недоумении. Что еще за бред? Он смотрел на конверт, пытаясь уловить соль директорской шутки. Не мог же Дамблдор в самом деле сойти с ума!

– Правда, это случилось почти шестнадцать лет назад, – оборвал его размышления директор.

Северус вскинул голову.

– Что?! – непроизвольно вырвалось у него, и голова на миг закружилась. Шестнадцать лет назад… Мерлин, тогда такое могло случиться.

Северус с трудом оторвал взгляд от сияющего лица Дамблдора и медленно извлек на свет бледно-зеленый лист бумаги – именно на такой бумаге печатались дворянские свидетельства о рождении. Но у них с Гиневрой не было детей…Она бы сказала ему… Наверно…

Прочтя имя ребенка, Северус изумленно воскликнул:

– Не может быть!

========== 3. Будущие опекуны ==========

Не знаю, что заставило меня написать это письмо. Мне кажется, что-то случится, и мы не сможем извиниться перед тобой лично. Возможно, так даже лучше. Когда ты узнаешь правду – а ты обязательно узнаешь – я не смогу смотреть тебе в глаза, мой ангел.

Я знаю, нашему поступку нет оправданий. Я чувствую себя преступницей. Не знаю, какие слова могут утешить тебя, наверно, их просто не существует. А мы заслуживаем твоей ненависти. Прости, если сможешь, хотя такое счастье я вообразить не могу.

Это случилось в октябре. Мы нашли тебя на лавочке в парке – окоченелого, простудившегося младенца. Бедная моя девочка, я даже не представляю, насколько больно читать эти строки! Мы выходили тебя – на это ушло почти два месяца, за которые ты нас просто очаровала. Мы все для себя решили. Друзья помогли нам оформить бумаги – это оказалось не так сложно, как мы ожидали. Тем более, вряд ли та, которая бросила тебя в парке, захотела бы вернуться. А если и так, право быть твоей матерью она потеряла.

Несколько месяцев прошли, будто в сказке. А потом наше счастье ненадолго потревожил некто неизвестный: в почтовом ящике мы обнаружили твои документы. Нам все это показалось глупой шуткой: свидетельство о рождении из несуществующей, как мы считали, больницы, бредовую дворянскую грамоту со строкой о двадцати поколениях магов. Что мы могли тогда подумать? А потом выяснилось, что документы эти в огне не горят. Весомое доказательство существования другого мира где-то совсем рядом. Мы, скрепя сердце, честно пытались найти мистера Снейпа – кто знает, что там за история? Вдруг он тоже тебя ищет? Естественно, наши попытки потерпели крах.

Затем, годы спустя, мы поняли, что ты и вправду другая. Мы узнали о твоем мире, но все тянули с правдой. Однажды ты обмолвилась о вражде чистокровных и маглорожденных, а мы малодушно промолчали, не открыли тебе, кто ты есть на самом деле. И это очень мерзко с нашей стороны. Господи, ты с таким презрением говорила о чистокровных, а я смотрела на тебя, и мне было страшно произнести хоть слово. А ведь ты имела право знать эту самую главную правду. Прости нас.

Джейн Грейнджер

Гермиона практически выучила это письмо наизусть, мучительно надеясь с его помощью каким-нибудь образом приподнять прочную завесу неизвестности над своим прошлым, над своим рождением. Кто оставил ее в парке тогда? Неужели родная мать? И почему, по мнению Дамблдора, Снейп не знает о ребенке? Почему та женщина не сказала ему? Что за отношения у них были? И кто такая, в конце концов, Гиневра Морроу? Где она сейчас? Ни на один из этих вопросов письмо не давало ответов, а Дамблдор словно в Лету канул – прислал лишь уведомление о том, что Гермиону на время заберет один его старинный друг по имени Теодор.

Вскоре Теодор в самом деле появился в доме Грейнджеров. Это был суровый с виду седовласый господин с офицерской выправкой, облаченный в дорогой костюм.

– Мисс Гермиона Грейнджер? – деловито осведомился он.

Гермиона кивнула, а потом подумала, что она, выходит, вовсе не Грейнджер.

– Я – друг профессора Дамблдора…

– Я знаю, – вновь кивнула Гермиона.

– … лорд Теодор Стивенсон, – закончил гость.

Гермиона моргнула.

– Стивенсон? – недоуменно переспросила она.

Мужчина кивнул и строго продолжил:

– У нас нет времени на разговоры. Вы собрали вещи?

Гермиона опять кивнула, гадая, не является ли этот джентльмен отцом Талии Стивенсон.

– Превосходно, – в свою очередь кивнул он и протянул Гермионе руку. – Сейчас мы воспользуемся порт-ключом. Не возражаете?

Гермиона не успела ответить – внутренности рвануло вверх, и спустя одно бесконечное мгновение она очутилась в огромной, залитой ярким солнечным светом гостиной.

В кресле спиной к ним сидела темноволосая женщина, солнце красиво играло на ее волосах. Она обернулась на звук шагов и воззрилась на Гермиону угольно-черными глазами. У Гермионы засосало под ложечкой. Не может быть…

– Северус, – строго произнесла черноглазая дама, и только тут Гермиона обнаружила стоящего в сторонке Снейпа.

Ей стало ужасно неловко – будто она навязывается этому человеку в дочери. Покраснев до ушей, Гермиона с трудом выдавила приветствие.

– Что вы мямлите, как Лонгботтом? – скривился декан Слизерина.

– Северус! – возмутилась дама.

– Мямлю? – вспыхнула Гермиона. – Да уж не каждый день я узнаю, что я дочь самого жуткого нашего преподавателя! – она осеклась.

– Поверьте, – прошипел Снейп, – для меня неожиданность еще более неприятная.

Гермиона досадливо поджала губы, избегая смотреть на него.

– А я с вами обоими совершенно не согласна! – вдруг бодро заявила черноглазая леди. – У меня еще никогда не было внучки, если вы позволите так по-детски безыскусно выразиться!

Гермиона растерянно молчала.

– Да, мама, – хмыкнул Снейп. – Давай мыслить позитивно.

– Мы, собственно, пришли уладить некоторые щекотливые вопросы, – леди проигнорировала выпад своего сына и поднялась навстречу Гермионе. – Я – леди Эйлин Снейп-Принц. Можете называть меня Эйлин. Во-первых, мы слишком мало знакомы, не хочу фамильярничать, а во-вторых, не очень-то почетное звание «бабушка». Жутко напоминает о моих годах, а я тщательно пытаюсь о них забыть.