В барханах песочных часов. Экстремальный роман

– Какие документики?
– распалилась Янка, - нет у нас никаких документиков. Мы что, в тыл врага, что ли, шли?

– В тылу врага, гражданочка, как раз никаких документов иметь не полагается, - уточнил сержант.
– Ну да все с вами ясно. Номер не прошел.

– Какой номер, что вы такое говорите?!
– со слезами в голосе залепетала Пончик.

Сержант ее слова проигнорировал, и обратился к воспитательнице:

– Так вы утверждаете, что видели эту гражданку на предосудительном и постыдном снимке в безнравственной газете, где она давала рекламу своей развратной фирме “Золотая рыбка”?

Он смерил Янку презрительно-торжествующим взглядом.

– Да, товарищ Брычков, я утверждаю и могу дать письменные показания, - с готовностью откликнулась женщина.
– И шляпа именно эта на ней была, я по ней ее и припомнила. Очень уж шляпа запоминающаяся. А больше, товарищи, извините, на ней ничего не было. Надо же, как за годы перестройки люди стыд потеряли. В газете голая сидит и еще улыбается, тьфу, срамотища.

У Пончика от изумления перехватило дыхание, и она кое-как выдавила из себя:

– На ней сеть была рыболовная, и белье, я художник костюма.

– Так, значит, вы соучастница, - перебил сержант.

– Не унижайся, Лариса!
– воскликнула Янка.
– Какое вы вообще имеете право совать свой нос в мою личную жизнь, Брычков? Я где хочу, там и фотографируюсь. Хоть в шляпе, хоть без шляпы.

Обращаясь к женщине, она ехидно бросила:

– Вы бы и рады, да кто вас фотографировать-то будет, ни фигуры, ни лица, лишь сто пудов косметики, завидуете чужой молодости и красоте, и не стыдно?

– Бесстыжая, уж попалась, так молчала бы, - прошипела воспитательница.

– Кстати, Брычков, вы будете отвечать, чего это вы, задерживаете ни с того ни с сего, делать вам, что ли, нечего, да еще оскорбляете, в чем дело, вообще?
– пошла в наступление Лариса.

– Ну ладно, - заключил сержант.
– Преступления вы, конечно, пока еще не совершили, но в мои обязательности входит и предупреждение преступлений. Есть всякие случаи. Так что вам придется проехаться со мной до отделения милиции. Если вы те, за кого себя выдаете, отпустим.

Он встал и пригласил подруг следовать за ним.

– Кра-са-ви-цы!
– бросила им вслед воспитательница.

В пересказе Янки эти же события прозвучали более мужественно и трагично.

– Слава Богу, что вам не пришло в голову в женскую колонию сперва поехать, - вздохнула Леночка, - там бы вас точно к лишению свободы приговорили.

– Саламандра, полный мрак!
– воскликнула Янка.
– Страна дураков. Почему ты не моя мама?! Сейчас бы жила я в Париже…

Милицейский “жигуленок” подкатил прямо к подъезду. Они поблагодарили водителя и вышли. То, что предстало их взорам, ошеломило. На всех скамейках во дворе и у подъезда сидели молодые женщины с младенцами в руках. Из одеялец раздавались истошные вопли малышей, которым, по-видимому, пора было давать грудь. Некоторые мамы так и поступили - кормили прямо на улице.

– Хорошо, что конец мая теплый, а то б позаморозили детей, - удивленно произнес Трошин.

– У них что здесь, митинг кормящих матерей перестройки?
– поразилась Янка.

Только Леночка сразу поняла, в чем дело, и сердце ее тревожно сжалось.

На лестничной площадке перед квартирой стояло еще несколько мамаш с малышами.

– Трошин пришел!
– радостно воскликнула одна из них и, подступив вплотную к журналисту, подсунула ему под самый нос своего младенца.
– Вот мы уже какие!
– добавила она, нежно взглянув на застывшего в изумлении журналиста.

– Ну и силен же твой папаша!
– восхищенно шепнула Янка Леночке, - супермужчина! Пушкину, блин, и не снилось: пятьдесят младенцев сразу! Классно!

Леночка бросилась открывать двери и, запихнув в прихожую отца с подружками, прислонилась спиной к косяку, закатила глаза к потолку, и воскликнула:

– Господи! За что ты нас наказываешь! Па, это я виновата! Я раздала твои визитки в роддомах, чтобы позвонили в наш фонд! Па, это зашибенный прокол с фондом! Я не знаю, что делать.

Ирина Николаевна, уложив Иришку, вышла в коридор и с улыбкой сказала:

– Ну что теперь делать будешь, Дон Жуан? За удовольствие надо платить…

– Подожди, мать, нам не до шуток, - отмахнулся Трошин и пригласил подруг в свой кабинет.

– Дров мы наломали порядком с нашим ФЧК. Надо как-то этих матерей-одиночек спустить на тормозах. Но как?
– вздохнул он.

– Я придумала!
– вскрикнула Янка, - давайте дадим им бумаги, пусть напишут свои адреса и фамилии. Скажем, что пошлем им пособия на дом. И дело в шляпе.

– Давайте попробуем так, - согласился Александр Кириллович. Он взял со стола стопку бумаги и вышел в коридор, подруги двинулись за ним.

Выслушав журналиста, женщины на лестничной площадке загалдели:

– Александр Кириллович, мы вас все знаем и любим. Там внизу еще много мамочек ожидают. Спуститесь, пожалуйста. Выступите перед матерями-одиночками. Раз уж мы собрались. Подбодрите. Ваше слово - золото!

– А что, это интересно, - согласился он, и все спустились вниз.

Трошин избрал местом для своего выступления детскую площадку посреди двора. Через мгновение плотная толпа женщин сомкнулась вокруг знаменитого журналиста.

– Митинг матерей-одиночек Москвы разрешите считать открытым, - широко улыбаясь, объявил он.

– Ну, блин, смотри, Саламандра, как твой папаша порозовел от возбуждения. Столько телок парных вокруг! Классно!
– не переставала восхищаться разворачивающимися на ее глазах событиями Янка.
– Ну, блин, дает твой папаша, не теряется!

– Вопрос стоит один, - продолжал Трошин, - родить мы родили, а как воспитывать детей дальше, чтобы выросли полноценными членами нашего обновленного общества?!

– Ура! ура! ура!
– истошно завопили из толпы.
– Вы настоящий отец отечества! Трошину ура!

Пенсионерки с любопытством наблюдали за странным сборищем со скамеечки у подъезда. Одна покачала головой и сказала:

– Хороший человек, но беспутный, допрыгался. А на вид не скажешь, чтобы особый кавалер был. Чудеса!

– Никаких чудес нет, - ответила ей другая, - девки мужиков за славу пуще, чем за все остальное любят. Знаменитый он, вот и результат…

Тем временем Трошин входил в раж: