В барханах песочных часов. Экстремальный роман
Шрифт:
– Передай своему папе, чтобы он заткнул эти деньги себе в жопу! Я Берлин брал! Меня не купишь!
С этими словами он сунул деньги в свой карман и быстро заковылял по направлению к гастроному.
– Бо-оль-шой оригинал!
– сказал Трошин.
– Зовут-то тебя как?
– спросил он затем у девчушки с младенцем.
– Меня Лиза, а его Юрик, как Гагарина, - улыбнулась Лиза, почувствовав в голосе Трошина некоторое участие.
– Ну что ж, бедная Лиза, не бросать же тебя на улице. Пойдем с нами. Подумаем, что с тобой делать.
Вся компания двинулась к подъезду. Никто не
Дома за чаем Трошин предложил Лизе поехать с ним к ее родителям и уладить дело. Но она наотрез отказалась.
– Ну, ты, блин, даешь, - не вытерпела Янка и насела на Лизу, - вот Саламандра своего ребенка одного оставила чужим людям, потому что не иметь детей это великое несчастье, а ты к своим не хочешь возвращаться. Ты подумай своей башкой…
– Если бы я не думала, то так бы поступила. Я им не нужна, а с ребенком и подавно.
– Что за люди?
– вздохнула Ирина Николаевна.
– Эх, еще одно дитя прибавилось покинутое и несчастное, - сказала Пончик.
Леночка вдруг встала из-за стола и вышла из комнаты. Через минуту она вернулась с листом бумаги и авторучкой. Протянув все это Лизе, она решительным голосом сказала:
– Ну вот что, бедная Лиза, пиши под мою диктовку заявление о приеме в ФЧК.
Лиза приготовилась записывать прямо на обеденном столе, отодвинув чайную чашку в сторону.
Леночка продиктовала:
– Я, такая-то такая-то и мой сын, такой-то такой-то, просим вас принять нас в члены ФЧК. Меня на должность домработницы, а моего сына в должности ночного сторожа с окладом согласно штатного расписания. Обязуемся за время проживания на жилплощади фонда отвечать за сохранность имущества, а также за состояние сантехники, электричества и прочего коммунального хозяйства фонда. Теперь распишись за себя и за сына.
Она взяла у Лизы листок, прочла и рассмеялась:
– Па, ты как в воду глядел: у нее действительно второй Юрий Гагарин! Вы что, родственнички космонавту?
Лиза надулась и буркнула:
– Однофамильцы… и ничего смешного. Пусть будет еще один Юрий.
– Лена, все это очень мило, конечно, но я не понял, на какую жилплощадь ты Лизу определила?
– спросил Трошин, переглянувшись с женой.
– Поживет пока на квартире Влада. Будет убирать и охранять, - ответила она.
– А ты, бедная Лиза, гони сюда паспорт и запомни, если что-нибудь стыришь или бардак устроишь в квартире, вылетишь в тот же миг, как пробка. Поняла?
– Поняла! Только паспорта у меня еще нет, я его через два года получу, - отозвалась та.
– А “бедная Лиза”, это что, теперь будет мое прозвище?
– Да, дитя мое покинутое несчастное, - сказала Пончик, - у каждого уважающего себя гражданина должно кроме имени и прозвище быть. У нас у всех тоже есть: Я, например, “Пончик”, Лена - “Саламандра”, Янка - “Золотая рыбка”, Александр Кириллович - “Демократ”, Ирина Николаевна с сегодняшнего дня “Застрельщица”. Тебе еще предстоит познакомиться с Кирным “Папуасом”, с Карповым “Терминальчиком”,
не путай с криминальчиком. И наконец с Бобом по прозвищу “Шпион”. У тебя будет второе в нашей компании литературное прозвище. Но топиться не обязательно…– А моему сыну, тогда, тоже надо придумать прозвище, - заметила Бедная Лиза.
– Охо-хо-хо!
– заохала Янка, давясь смехом.
– Ой, блин, помру! Неужели не ясно, что он “Космонавт”.
Разговор перебил телефонный звонок. Вновь звонили из милиции, и Трошину пришлось объясняться по поводу стрельбы во дворе.
Ему, как известному журналисту-демократу, в очередной раз поверили на слово, что пистолет был не настоящий, а купленный в комке пугач.
Положив трубку, Трошин вздохнул и заявил:
– Надо кончать с этим фондом, братцы, дело пухнет и пахнет керосином! Будем считать, что ФЧК выполнил свою миссию в лице спасения Бедной Лизы и ее ребенка. Поскольку обществу известно высказывание Достоевского о слезе ребенка, то ни одна собака теперь не посмеет нас упрекнуть в равнодушии к народному неблагополучию. Все!
Глава 14
2002 год. ФСБ, Следственный отдел
Туркин бросил взгляд на экран компьютера. Его мысли пришли в полный беспорядок. В какой-то миг реальность стала восприниматься им чем-то наподобие цветных линий, таких вот, вроде этих, на мониторе, образующих лабиринт. Да, лабиринт, в котором блуждает следствие…
– В самолете не было Ёхомбы, - проговорил он, вслепую нащупывая выход из мысленной сумятицы коридорчиков и переходов. Казалось, монитор отражает его ощущения…
– М-да, - протянул майор.
– Знамо дело. В последний момент Старик внезапно покинул здание аэропорта, м-да. Его что-то спугнуло. Или кто-то. Вообще, Старик неадекватен, понять его нельзя. Хитрый, осторожный, но со странностями. Он ведь видения видит, может и узрел чего, или просто засек журналиста…
Туркин прошелся по кабинету мягкой кошачьей походкой, остановился у двери. Процедил:
– Что ему журналист? Его ничто не проймет.
Майор Челомей повернулся было к компьютеру, но тут же отшатнулся от него и произнес:
– Я лично сам этим занимался. Сам видел. Божмеров засек бегство Ёхомбы, и вернулся уже от трапа. Поймал такси, но Старик успел пропасть. Машина Старика как растворилась, ну как в воздухе растаяла, мы потеряли ее из виду. Божмеров заметался, стал расспрашивать, но никто ничего не заметил, будто и не было Старика вовсе, а ведь у него такая заметная, броская внешность. Странно? Странно. Вот и делай после этого выводы. Как вести Старика? Кстати, мы ведем его с самого начала, и не моя вина…
Алексей не договорил.
Федор закурил, опустился в кожаное кресло с высокой узкой спинкой. Нахмурился. Оба мужчины надолго замолчали. Майор разложил на столе распечатки документации и принялся тщательно их сверять со своими записями. Потом достал из ящика стола диктофон, вложил кассету, нацепил наушники.
– Итак, в самолете не было Рафиса-Янданэ Ёхомбы и Боба Божмерова, - нарушил он молчание.
Киллера тоже не было, - уточнил полковник.
– Он прибыл в аэропорт с опозданием.