В бой идут одни оркобойцы

— Братья, — сказал он, встав у изголовья могил, — сегодня мы хороним двух наших товарищей, павших в бою. Они умерли честно, с клинком в руке. Я желаю всем нам такой гибели. Разве не цель рыцаря — защищать жизнь, а если надо, то и пасть в борьбе с орками. — Он передохнул. — Впереди нас ждет еще не одно сражение, не одна смерть. Орден — не общество благородных девиц. Смерть так и бродит вокруг нас, норовя укусить то одного, то другого. И если есть те, кого гибель двух братьев напугала, то я думаю, в исключение из правил позволим им уйти. Есть такие? Скажите честно. Перед могилами клянусь, что им ничего не будет. Просто уйдут, отдав мечи.

Он обвел взглядом меченосцев. Никто не дрогнул, не отвел взгляд в размышлении — не дать ли деру. Они все знали, на что шли.

— Тогда поклянемся на могилах товарищей жить так, чтобы о нас было, что вспомнить нашим потомкам.

Володя обвел горящим взглядом стоящих перед ним и увидел полное согласие с ним. Перед командором стояли оруженосцы и рыцари, стоял Орден, готовый к новым сражениям и свершениям.

Вечером Володя собрал Орден на небольшую тризну. Нет, они не пили спиртное. На Зоне уже никто не пьянствовал кроме нескольких закоренелых даже не алкоголиков, а упрямцев, пытавшихся поймать хотя бы немного кайфа и вспомнить забытые ощущения. Меченосцы просто сидели и пили травяной настой, понемногу разговаривая. Тишина, полумрак, окружение товарищей, больше, чем братьев, позволяли расслабиться, забыть хотя бы ненадолго о безжалостных орках и коварном Моторине. А может, наоборот, вспомнить об этих тупых пришельцах, которых командор и его друзья постоянно обводят вокруг пальца и шинкуют как капусту, о наивном Моторине, решившим построить Зону. Нахальных Зона не любила. Они кончали либо в лапах орка, либо под топором безвестного трудяги.

Впрочем, пусть их. Сегодня вечер памяти и покоя. Они просто сидят и отдыхают после недолгого, но трудного похода. А впереди новые походы и бои.

Володя сидел за одним из столиков в центре зала — ничего не сделаешь, начальство, — и весь вечер приветливо улыбался всем, кто на него смотрел. Он был немного опустошен, но в то же время полон надежд на будущее. Их жертвы не напрасны. Пусть он как-то легко отошел от похорон. Это не черствость. Нет, он тоже переживает за них. Как будет переживать и за других. За кого-то больше, за кого-то меньше. Не в этом суть. Орден жив и будет жить. А если убьют и его… он пожил не напрасно. Хотя умирать, конечно, не собирается. Просто сбылась их мечта. Они сумели создать организацию боевых товарищей, идущих плечо к плечу в мире невзгод и тревог.

Видя непонятное состояние командора, слегка туманный взгляд, его старались не трогать. Даже друзья просто сидели рядом.

Когда его спрашивали, он однозначно отвечал, ласково улыбаясь спросившему, как несмышленышу. Меченосец смущался, отходил в сторону, оставаясь в ощущении, что помешал командору в высоких размышлениях. Командор думал о будущем Ордена, а он со своей мелочью. Володя провожал их мягким взглядом. Все на не долгое время настораживались, не скажет ли он, или хотя бы кто из его друзей несколько слов. Но командиры сегодня вели себя не как вожди, а простые парни, желающие просто посидеть вместе со всеми.

Утром он проснулся отдохнувшим, словно не в походе они были, а отдыхали в Сочи. Ну, или хотя бы на каникулах.

С утра предстояли занятия, однако, Володя решил о них забыть. Простят его разлюбезные педагоги во главе с Калининым. Пора решать вопросики, заданные ему как жизнью в целом, так и Моториным в частности. Вчера, окруженный вниманием товарищей, он дошел до некоторых мыслей о смысле жизни, существовании Ордена и его будущем. Мысли радикальноватые, узнай о них рыцари, разгорелась бы немалая дискуссия. И он сомневался, поддержали ли бы они его. Меченосцы привыкли катиться по жизни, отталкиваясь от сиюсекундных проблем. Вряд ли большинство из них загадывало на полгода вперед, надеясь, что отцы-командиры за них все предусмотрели.

Теоретически, братья-рыцари равны. Но рыцари привыкли глядеть в рот троице, особенно Володе, который приучил общество к тому, что он никогда не ошибается. И даже самые суматошные вроде Савельева и Губанова, считавшие себя ничуть не хуже, чем бравая троица, вышедшая из двести пятой комнаты, предпочитали делать не то, что им в голову взбрело, а то, что предложили означенные трое. Проверено на практике — делай то, что укажут, останешься в живых. Или хотя бы не побитым.

Поэтому Володя без особых конвульсий постановил усложнить жизнь Ордену. Не вечно же им жить растительной жизнью, да еще, кстати, в запрещенном состоянии.

Пусть его товарищи идут учиться. А он пойдет один… хотя, можно взять Мишу по старой дружбе, и отправиться по злачным местам местной администрации. Надо поставить кое-где точки. Или на кое-ком, уже как сложится жизнь.

Дима, узнав о намерении друга отправиться «кое-куда» погулять, всполошился. Володя задумал нечто коварное, или он его совсем не знает.

— Я с тобой, — решительно заявил он.

Володя, увидев десятки внимательных глаз (разговор состоялся в столовой) с интересом наблюдающим за ними, отрицательно покачал головой.

— Иди учиться, — объявил он, — а будешь шуметь, посажу на гауптвахту.

Никакой гауптвахты у них не было, но Володя сказал о ней с такой твердостью, что Дима уступил. Не стоило подавать пример недисциплинированности. Сам выступал за выбор командующего. Володька сегодня какой-то взбаламошенный, не стоит с ним связываться. Хотелось лишь надеяться, что непонятно с какой стати визит Володи в места не столь привлекательные не аукнется по ним.

В здание мэрии, почти отремонтированном, в которое уже переселился Моторин, не пожелавший оставаться в здании УБ, его поначалу не хотели пропускать. Незнакомый Володе охранник в защитной форме, но без погон, грубо предложил ему записаться на прием и назвал адрес. Это оказалось почти на другом конце города. Володя обозлился. Незнакомый, да еще грубый, охранник приехал в Зону недавно. Служил шестерка в подъезде какого-нибудь заведения, привыкнув безнаказанно хамить посетителям.

Он представил охранника висящим в воздухе, приподнятым за воротник. Будет ли он вопить? Руки потянулись к готовому оказать сопротивление товарищу в форме.

Володя усилием воли подавил желание использовать силовой метод решения проблемы и отступил. Зная Моторина, следовало предположить, что стоящий перед ним нахал не недоработка начальника охраны, а вполне вероятный тест и как бы не для него самого.

— Я уже был на днях у Никиты Николаевича, — старательно вежливо сказал он. — Он приглашал меня зайти.

Охранник хмуро посмотрел на него. Абориген собирался напасть на него. Следовало бы привлечь его к ответственности. Он так бы и сделал, но на боку у нарушителя висел меч. Такой же как у него. Привлечешь такого. У него-то он новенький, а этого с поцарапанной ручкой и ободранными ножнами. Значит, пускает в ход. А ему платят не так много, чтобы подставлять голову.

Поразмыслив и пообещав себе отомстить молодому лбу при первой же возможности, охранник зашел в будку. Каким уж там образом он сообщил в мэрию — телефоны же не работали — но из здания вышел еще один человек в форме. И то же незнакомый. Сколько людей привез Моторин — полк?

— Кудрявцев? — Официально-казеным голосом поинтересовался подошедший.

— Кудрявцев, — подтвердил Володя.

— Входите, — разрешил человек, — господин мэр вас примет, хотя вы и не записывались на прием. Только один, — предупредил он, видя тронувшегося следом Мишу.

— Останься, — не поворачиваясь, отдал приказ Володя.

Бедный Миша, оказавшийся в дурацком положении, замялся и отступил. Не с клинком же наголо следовать за командором. Володя знает, что делает. Жалко, его не будет на спектакле, который тот устроит. Лицо у друга выглядело зловеще и Миша пожалел Моторина, не разобравшегося в характерах оркобойцев.