В дальних плаваниях и полетах

Рекорд Кодоса и Росси был побит еще в трехстах километрах севернее Сан-Франциско, но экипаж до рассвета продолжал лететь на юг. Туман закрыл все побережье, а за хребтом Сьерра-Невада сияло голубое небо. «РД» кружил в зоне Сан-Диего, утопавшего в облаках. Громов ушел от тумана, отыскал подходящую площадку и, как всегда, мастерски посадил машину.

Можно бы лететь еще несколько часов — над Мексикой, но посадка была назначена в США.

Больше двух с половиной суток длился рекордный рейс, но для отдыха физически сильным, тренированным пилотам оказалось достаточно четырех часов. Громову подали правительственную телеграмму:

«Поздравляем с блестящим завершением перелета Москва — Северный полюс — Соединенные Штаты Америки и установлением мирового рекорда дальности полета по прямой. Восхищены вашим героизмом и искусством, проявленными при достижении новой победы советской авиации. Трудящиеся Советского Союза гордятся вашим успехом».

Михаил Михайлович еще раз перечитал телеграмму.

— У меня просто слов не хватает, чтобы выразить благодарность партии и правительству, — сказал он. — Ответим, что будем счастливы выполнять и в дальнейшем любые задания родины.

Пока Сергей Алексеевич Данилин под диктовку товарищей писал ответ в Кремль, марчфилдский телеграф, работая с небывалой нагрузкой, принимал бесчисленные приветствия…

К концу завтрака Андрей Борисович Юмашев извлек из кармана изрядно помятый конверт и вручил мне:

— Получайте письмо из редакции.

Лазарь Константинович Бронтман, мой друг-журналист, участник знаменитой воздушной экспедиции в центр Арктики снабдил конверт шутливой надписью: «Москва — Северный полюс (моя льдина) — Соединенные Штаты Америки. Воздушной трансполярной почтой. Рейсом № 2». Журналисты с увлечением разглядывали редкостное послание. Наутро в газетах появился снимок конверта с пояснительным текстом: «Первое письмо, прибывшее в США через Северный полюс».

Окруженный десятками корреспондентов, Громов рассказывал:

— Задолго до перелета начали мы внимательно изучать особенности своей машины. Нам нужно было точно знать, какую высоту и скорость надо выдерживать с изменением полетного веса по мере расхода горючего; требовалось определить, как следует лететь, чтобы увеличить дальность. Исследования эти экипаж проводил в содружестве с коллективом ученых, творцов нашей машины. Так появились графики — они показывали, на какой высоте и с какой скоростью надо лететь в различных условиях. Другой серьезной проблемой была, как вы, вероятно, догадываетесь, погода. Не приходилось, конечно, рассчитывать, что на протяжении десяти тысяч километров она неизменно будет благоприятной, беспокоила возможность обледенения. Вот почему мы в течение двух лет детально исследовали это опасное явление.

Журналисты старательно записывали. Неумолчно жужжали киносъемочные камеры, пощелкивали фотоаппараты.

— Чтобы побить мировой рекорд дальности, — продолжал Михаил Михайлович, — надо было строго придерживаться графика и ни в коем случае не отклоняться от курса. Экипаж не мог терять время на обход циклонов — это сократило бы дальность полета. У нас было непреклонное решение: только вперед и только по прямой. Мы стартовали, говоря себе: «Что бы ни случилось, спокойно: победа обеспечена!»

Громов немного подумал и откровенно сказал:

— Признаюсь, за всю жизнь у меня не было такого тяжелого старта, как в этот раз: имей мы на борту еще сотню килограммов, взлетной дорожки не хватило бы. Не напрасно экипаж, готовясь к полету, удалил из машины все лишнее и предельно сократил запас продовольствия.

Первый циклон поджидал «РД» у Земли Франца-Иосифа. Летчики вели машину вслепую, ориентируясь по сигналам радиомаяка острова Рудольфа. Стекла кабины покрылись ледяной корочкой. Внезапно в кабине посветлело — самолет выскочил из облачного месива. Над беспредельными льдами сияло полярное солнце.

«РД» пересек остров Рудольфа. Отсюда до американского острова Патрика, на протяжении почти двух с половиной тысяч километров, воздушный путь лежал над Ледовитым океаном.

На курсе снова появилась мощная облачность. «Только вперед и только по прямой!» Пробив второй циклон, самолет подошел к Северному полюсу. Данилин сверился с графиком.

— Идем с опережением на четырнадцать минут, — порадовал штурман.

Экипаж изменил курс и пошел по сто двадцатому меридиану — на Калифорнию…

Впереди показались какие-то тени. Скалы! Земля!.. Это был остров Патрика. За Землей Бэнкса вскоре показался материк. Тянулась канадская тундра — бесчисленные озера, болота, реки, кустарники. «РД» вышел к Скалистым горам, пересек хребты и оказался у Тихого океана. До Сан-Франциско оставалось немного…

— Экипаж был сильно утомлен, — рассказывал Михаил Михайлович, — но нас очень ободряли показатели бензинового счетчика: можно лететь дальше на юг! Юмашев и Данилин спрашивали: не следует ли передать радиограмму правительству, что мировой рекорд дальности уже побит? Но я решил выждать, пока дело не будет доведено до конца, пока мы не совершим посадку. Теперь все это в прошлом, но такое не забывается!.. Вы спрашиваете о нашем настроении? Разумеется, мы счастливы!

Как только летчики встали из-за стола, началась передача, организованная радиовещательной компанией. У микрофона с самодовольным видом расхаживал низкорослый щуплый человек в клетчатом малиновом пиджаке и мягкой черной шляпе — Уолтер Харвей, скромный фермер из Сан-Джасинто. Волею обстоятельств он стал популярной личностью, на его долю выпало в тот день первосортное паблисити.

Когда «РД» опустился на поле и Сергей Алексеевич Данилин выскочил из машины, невдалеке показался ветхий форд. За рулем сидел Уолтер Харвей. Данилин вручил фермеру заранее подготовленную записку на английском языке: «Мы, летчики Советского Союза, совершающие перелет из Москвы в Америку через Северный полюс, просим срочно сообщить советскому посольству в Вашингтон, местным властям и на ближайшие аэродромы, что мы благополучно опустились». Харвей заторопился на телефонную станцию, и через несколько минут мы в Сан-Диего узнали, что «РД» сделал посадку в ста пятнадцати километрах к северу от мексиканской границы.

Неведомый фермер приобрел известность, имя его обошло все газеты, появились портреты «удачливого Уолтера». Он быстро вошел во вкус и давал интервью. Сейчас Харвей выступал перед миллионами радиослушателей.

Паблисити Уолтера Харвея было недолговечно: на другой день о нем уже не упоминали ни газеты, ни радио. Но маленький фермер не упустил случая нажить толику денег. «РД» опустился на его земельном участке, и ловкий Харвей установил таксу за… осмотр советского самолета: квартер — четверть доллара с владельца каждого подъезжавшего сюда автомобиля. Он оборудовал палатку и стал продавать экскурсантам кока-кола. На дорогах к Сан-Джасинто появились указатели со стрелкой: «Путь к советскому самолету». Серебряные струйки потекли в карманы новоиспеченного бизнесмена. Лихорадочную деятельность оборотистый фермер проявил перед разборкой машины; он разослал в газеты соседних городов анонсы: «Еще только три дня вы можете видеть рекордный русский самолет!» Туда устремились сотни автомобилей…

В тот самый час, когда «РД» кружил над полем Уолтера Харвея, чкаловский экипаж покидал США. Настроение летчиков омрачалось отсутствием вестей о Громове. Но двумя часами позже, когда «Нормандия» вышла в океан, радиостанция парохода приняла короткую телеграмму из Марчфилда на имя первооткрывателей воздушного пути через полюс: «Мировой рекорд дальности побит. Приземлились в Южной Калифорнии». Чкалов, Байдуков и Беляков откликнулись: «Восхищены мастерством Громова, Юмашева и Данилина, которые подтвердили реальность воздушного сообщения из СССР в США через Арктику и завоевали во славу родины мировой рекорд на дальность. Советские самолеты должны летать дальше всех, выше всех, быстрее всех!»