В доме Шиллинга

Но онъ, казалось, и не подозрвалъ, несмотря на докторское извщеніе, что смерть уже стояла на порог его дома.

Мальчикъ въ эту минуту лежалъ спокойно, при бгломъ взгляд на него можно было подумать, что онъ спитъ.

– У него одинъ изъ его обыкновенныхъ припадковъ! – сказалъ совтникъ съ видимымъ облегченіемъ, но рзкимъ тономъ, выражавшимъ неудовольствіе на то, что его напрасно испугали.

– Да, но припадки безпрерывно слдуютъ одинъ за другимъ, – возразилъ докторъ, нисколько не обижаясь и не глядя на совтника.

Онъ подошелъ къ столу и написалъ карандашомъ новый рецептъ.

– Отчего это случилось? – спросилъ совтникъ все еще спокойно, вдь такіе припадки бывали и раньше.

– У него сдлалось сотрясеніе мозга; онъ упалъ…

– Съ грушеваго дерева?

– Нтъ, – сказала маіорша, стоявшая у окна. Она при вход брата удалилась въ оконную нишу, такъ что онъ ее до сихъ поръ еще не замтилъ. Онъ обернулся, и дьявольская торжествующая улыбка мелькнула на его губахъ.

– А, ты здсь, Тереза!… А нсколько часовъ тому назадъ я думалъ, что это была разлука на всю жизнь, – ты сдлала такой трагическій отталкивающій жестъ! Какъ же это ты нашла обратно дорогу въ монастырское помстье?

– Да, странную дорогу, – подтвердила она беззвучно, между тмъ какъ докторъ вышелъ изъ комнаты, чтобы послать рецептъ въ аптеку.

Совтникъ молчалъ пораженный и почти смущенный грознымъ презрительнымъ взглядомъ большихъ темныхъ глазъ, устремленныхъ на него. Онъ конечно не имлъ ни малйшаго подозрнія о случившемся, а только убдился, что сестра вернулась не съ раскаяніемъ, какъ онъ было съ торжествомъ подумалъ въ первую минуту, а чтобы потребовать свою долю состоянія. Въ немъ закипла злоба.

– Странную, дйствительно, – насмшливо повторилъ онъ ея слова. – Только вопросъ въ томъ, нравится ли она мн, и позволю ли я теб посл такого ухода возвратиться sans g^ene [39] въ мой домъ. И я теб скажу на это: нтъ, моя дорогая! Между нами нтъ боле ничего общаго, и для тебя закрытъ навсегда путь въ мезонинъ, – вотъ и ключъ! – Онъ ударилъ рукой по боковому карману сюртука. – Если ты хочешь знать больше, обратись въ судъ, – тамъ я теб отвчу.

Кровь ударила ей въ голову и лишила ее послдней сдержанности.

– Вотъ какъ! Ты хочешь прогнать меня нищей изъ монастырскаго помстья? – вскричала она хриплымъ голосомъ. – Ты думаешь, я подчинюсь теб изъ боязни за принадлежащее мн по праву имущество, тогда какъ я здсь для того, чтобы спросить тебя, какъ попало въ твои руки послднее письмо моего сына къ его несчастной матери?

Онъ поблднлъ, какъ млъ, но тотчасъ же засмялся жестко и принужденно.

– Письмо бродяги? Что мн за охота марать объ него свои руки.

Маіорша стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть отъ негодованія и оскорбленнаго материнскаго чувства.

– Такъ можно подумать, что ты похитилъ шкатулку ради ея цнности? – сказала она и подошла ближе къ нему.

Онъ отскочилъ, какъ будто земля разверзлась у него подъ ногами.

Поднявъ руку, она указала ему на щель въ деревянной стн; онъ почти противъ воли послдовалъ за ней взглядомъ и пришелъ въ неописанный ужасъ.

– Тамъ упалъ Витъ, – онъ подстерегъ тебя и по твоимъ слдамъ пробрался въ чужой домъ, – сказала она подавленнымъ, но твердымъ неумолимымъ голосомъ.

– Тамъ ты подло подслушалъ тайну стараго барона, тамъ, этимъ путемъ позора, прошла я сюда, и вмст со мной дочь Адама. Двушка ликуетъ, и никакія богатства въ мір не замкнутъ ей рта, – она не будетъ молчать! завтра на всхъ углахъ городскихъ улицъ будутъ кричать о скандал въ монастырскомъ дом, о шпіон, о безчестномъ подслушивател чужихъ тайнъ…

– Замолчи! – или я задушу тебя своими собственными руками, – сказалъ онъ сдавленнымъ голосомъ и замахалъ сжатыми кулаками около самаго ея лица. – Неужели ты думаешь, что я, испугавшись какихъ-то бабьихъ сплетенъ, уступлю теб? что я изъ-за этой безсмысленной болтовни свяжу узелокъ и удалюсь съ своимъ сыномъ изъ дома, чтобы уступить мсто теб съ твоимъ отродьемъ?… Я знаю этотъ тайникъ, – онъ указалъ на щель, – но кто же докажетъ, что я тамъ былъ.

Онъ насмшливо улыбнулся и однимъ прыжкомъ очутился на лстниц, ведшей на галлерею. Отпереть шкафъ, запустить руку въ глубину и, надавивъ пружинку, безшумно и плотно сомкнуть стну было для него дломъ одной секунды.

Маіорша съ ужасомъ подумала, что жадность, страсть къ нажив, а боле всего животная любовь къ своему поздно родившемуся потомку, превратили этого человка въ хитраго хищнаго звря. Такимъ онъ выглядлъ, стоя тамъ съ ршительнымъ видомъ, очевидно готовый съ дикой энергіей противопоставить свои юридическія знанія всей тяжести обрушившихся на него событій.

Онъ старательно заперъ шкафъ и хотлъ вынуть ключъ, но вдругъ остался неподвижно на мст и только съ выраженіемъ ужаса повернулъ голову къ соф, на которой тло Вита корчилось въ страшныхъ судорогахъ, причемъ изъ его сдавленнаго горла вырывался ужасный хриплый свистъ.

Совтникъ невольно схватился обими руками за голову.

– Ради Бога! Что это, докторъ! – вскричалъ онъ, обращаясь къ доктору, входившему въ комнату.

Докторь пожалъ плечами и, подойдя къ больному, возразилъ глухимъ голосомъ: „я уже говорилъ вамъ объ опасныхъ частыхъ повтореніяхъ припадковъ“.

Какь безумный сбжалъ совтникъ съ лстницы.

– Не хотите-ли вы этимъ сказать, что есть опасность? – пробормоталъ онъ беззвучно и задыхаясь.

При вид такого безграничнаго отчаянія, докторь устремилъ глаза въ землю и молчалъ.

– Докторъ, не мучайте меня! Долженъ мой Витъ умереть? – простоналъ совтникъ, тряся доктора за руку.

– Я имю очень мало надежды…

– Ложь! Безуміе! Вы невжда и не имете никакого понятія въ діагноз. Нужно позвать другихъ.

Онъ выбжалъ изъ комнаты, и черезъ нсколько секундъ служанки и нкоторые изъ поденщиковъ, вернувшихся изъ малой долины, бжали по всмъ направленіямъ чтобы привести тотчасъ же докторовъ, какихъ только застанутъ.

Черезъ нсколько часовъ совершенно разбитый мужчина лежалъ въ ногахъ кровати, на которой быстро угасала юная жизнь: послднее біеніе этого молодого сердца превращало его самого въ ничто. Что будетъ онъ длать безъ этой цли, для которой онъ, позабывъ честь и совсть, скоплялъ богатства въ лихорадочномъ возбужденіи. Онъ стремился поставить свой кумиръ на такую высоту, у подножiя которой тснится толпа и почтительно взираетъ на капиталъ, окружающій своего обладателя ослпляющимъ блескомъ, хотя бы онъ былъ самымъ жалкимъ и ничтожнымъ человкомъ по вншнему виду и по уму.