В доме Шиллинга

Баронесса, сильно раздраженная, смотрла на это съ террасы; она законная владтельница шиллингова дома, безъ ея вдома не можетъ быть пересаженъ никакой кустъ, измнена никакая грядка. И вдругъ онъ распоряжается тамъ какъ полновластный хозяинъ… это невыносимо!… Онъ самовольно уничтожаетъ благодтельную преграду, отдлявшую „мужицкій элементъ“ отъ знатнаго рода, и, кажется, хочетъ завести интимныя сношенія съ сосдями и именно въ ту минуту, когда открылось, что „эти люди“ безчестно похитили у Шиллинговъ тайну и пріобрли участокъ земли, обогатившій ихъ.

– Онъ съ ума сошелъ! – сказала она съ гнвомъ и схватила шляпу и перчатки, чтобы отправиться туда и по праву собственницы наложить запрещеніе; но канонисса не пустила ее. Она встала въ дверяхъ и съ непоколебимымъ спокойствіемъ объявила, что не допуститъ, чтобы „личность, порученная ея попеченію, подвергла себя оскорбленію передъ прислугой, а что она получила бы рзкій отказъ, было несомннно посл его недавняго безпощаднаго поступка и обращенія съ ней въ мастерской“.

Такимъ образомъ пылавшая негодованіемъ баронесса принуждена была остаться и видть, какъ маіорша въ тотъ же вечеръ прошла черезъ вновь продланную брешь въ изгороди и направилась въ домъ съ колоннами.

Итакъ примиреніе, очевидно, совершилось; цль была достигнута, несмотря на то, что баронесса отказалась отъ всякаго участія и злобно старалась помшать выполненію плана своимъ отъздомъ. Въ ней не нуждались и ей ни разу не написали, прося вернуться, какъ она думала изъ упрямства, теперь же она убдилась, что о ней и не думали. Она готова была плакать отъ злости и досады.

37.

Совтникъ Вольфрамъ и его маленькій сынъ покоятся со вчерашняго дня на кладбищ рядомъ съ „бдной смиренной совтницей“. Похороны были рано утромъ и очень скромные.

На двор монастырскаго помстья снова слышался хозяйственный шумъ, какъ будто бы онъ никогда и не прерывался. Большія ворота были открыты настежь цлый день, и работники разъзжали взадъ и впередъ, – жатва уже началась, и служанки съ раскраснвшимися лицами хлопотали въ конюшняхъ, погребахъ и около очага, гд въ огромныхъ котлахъ готовилось кушанье для жнецовъ.

Маіорша слдила за всмъ, какъ длала это въ теченіе долгихъ лтъ. Нельзя было остановить сразу такое большое хозяйство, шедшее до сихъ поръ аккуратно, какъ часовой механизмъ; надо сдлать это постепенно, разматывая нитку за ниткой, и для глубоко потрясенной женской души нужна была вся сила воли, чтобы привести это въ исполненіе. Она отстранила отъ себя только продажу молока, – этимъ завдывали теперь служанки. Вс дла касательно наслдства, оставленнаго совтникомъ, она поручила барону Шиллингъ, который отнесся къ ней, какъ сынъ, въ эти дни печали и невыразимаго горя. Она уговорилась съ нимъ, чтобы роковой проходъ въ домъ Шиллинга былъ задланъ наглухо; присутственная комната и столовая были заперты, – она съ содроганіемъ избгала этихъ двухъ комнатъ.

На другой день посл похоронъ, баронъ Шиллингъ пришелъ въ салонъ съ двумя рабочими, искуснымъ столяромъ и каменщикомъ, для осмотра поврежденій. Онъ предупредилъ объ этомъ заблаговременно донну Мерседесъ и потому нашелъ салонъ пустымъ, но двери въ бывшую комнату Іозе и въ примыкавшую къ ней дтскую были неплотно затворены и слышно было болтовню игравшихъ тамъ дтей.

Столяръ всплеснулъ руками при вид разрушенной рзьбы дорогой художественной работы, а каменьщикъ изслдовалъ съ внутренней стороны находившуюся за ней гладкую темную дверь.

– Хитрые были монахи, – замтилъ онъ и указалъ на разные маленькіе задвижки и винтики. He отворяя ни рзной, ни гладкой двери, можно было видть весь салонъ черезъ небольшія круглыя отверстія, находившіяся въ чашечкахъ и усикахъ цвтовъ деревянной рзьбы. Маленькія дощечки, закрывавшія эти отверстія, двигались беззвучно въ старательно смазанныхъ желобкахъ и указывали на ихъ недавнее употребленіе. Матрацная же дверь обтянутая толстой кожей, не пропускала шума изъ одного дома въ другой, и кром того внутренняя стна присутственной комнаты съ рзнымъ изображеніемъ святаго также была вся обита.

Во время этого осмотра вдругъ вошелъ въ салонъ камердинеръ Робертъ.

– Госпожа баронесса! – доложилъ онъ и растворилъ двери.

Баронесса появилась на порог. Она была въ сромъ шелковомъ плать, съ большимъ золотымъ крестомъ на груди, а на блокурыхъ волосахъ была накинута блая фаншонка [41] слегка завязанная подъ подбородкомъ, – ея лицо отъ этого казалось еще уже и длинне.

Она окинула комнату испытующимъ взоромъ предполагая непремнно увидть донну Мерседесъ. На щекахъ ея игралъ слабый румянецъ и вмст съ лихорадочно сверкавшими глазами оживлялъ ея лицо, – обыкновенно тусклые срые глаза въ эту минуту сверкали, какъ стальные… Видно было, что она желаетъ внушить уваженіе; она держалась гордо и прямо, какъ будто и не чувствовала никогда обычной слабости въ спин.

[41] Фишовка или фаншонка – узкая косынка, от французакого Фишю (косынка). Носится на плечах, как дополнение к открытому платью, но может закалываться на голове, на макушке (чаще закрывая пучок волос), концы косынки обычно свободно спускаются вниз.

– А, ты здсь, мой другъ! – сказала она простодушно. Она едва кивнула головой на почтительные поклоны рабочихъ и съ небрежной граціей протянула мужу кончики пальцевъ. Она казалось и забыла, что не говорила съ нимъ со времени бурнаго объясненія въ мастерской.

При доклад Роберта баронъ Шиллингъ быстро выступилъ изъ стнного углубленія. Онъ невольно бросилъ взглядъ на отворенную дверь, но неизбжной тни баронессы, фрейлейнъ фонъ Ридтъ не было съ ней. „Порученная попеченію“ или ускользнула отъ нея тайкомъ, или освободилась изъ подъ ея опеки.

При этомъ предположеніи на его лиц выразилось огорченіе. Онъ встртилъ ея очень холодно и едва коснулся протянутыхъ ему пальцевъ.

Она съ гнвомъ отдернула руку и, подходя къ рояли, подобрала длинный шлейфъ своего платья.

– Посмотри, вотъ злодй, причинившій мн въ первый же день моего прізда сильнйшій нервный припадокъ, – замтила она съ непріятной улыбкой. – Не странно ли, что въ моей комнат такая бренчалка, Арнольдъ? Это явная насмшка надъ моими привычками и образомъ жизни!… Ты зналъ, что сюда привезутъ такой излишній грузъ?…

– Было бы совершенно излишне увдомлять меня объ этомъ, – возразилъ онъ коротко, пытливо глядя на неплотно затворенную дверь сосдней комнаты. – Впрочемъ надо теб замтить, что этотъ великолпный инструментъ вовсе не бренчалка, и стоитъ онъ не въ твоей комнат, – ты живешь въ белъ-этаж.

– О, конечно, мой другъ! Я благодарю Бога за то что, когда заложатъ этотъ мошенническій проходъ, исчезнетъ страшный шумъ…

– Видишь, это не была душа бднаго Адама, какъ ты думала въ своей непогршимости, а „мошенническій проходъ“ устроили братья-монахи, Клементина…

– Исчезнетъ, – повторила она монотонно и равнодушно, совершенно игнорируя его злое замчаніе. – Въ этихъ комнатахъ я жила въ первое время нашего супружества, а ты знаешь, я крпко держусь за свои права… Въ бель-этаж освщеніе слишкомъ ярко для моихъ слабыхъ глазъ; я должна сидть большей частью со спущенными гардинами безъ свжаго воздуха. Здсь галлерея смягчаетъ свтъ. Поэтому то я и просила тебя нсколько разъ переговорить со мной о скорйшемъ исправленіи стны, – ты согласишься, что я имю здсь право голоса, какъ бы ни было принято мое мнніе – и затмъ я пришла теперь… Я сгораю отъ нетерпнія переселиться сюда внизъ.