В другой раз повезет

За прошедшие годы Зоя медленно и любовно отремонтировала все здание, и хотя несколько арендаторов у нее так и осталось, «ХЕННЕССИ» и его разномастная креативная команда теперь занимает половину помещений. Агентство специализируется на рекламе бытовых брендов. Она — генеральный директор, то есть телефон у нее включен круглые сутки, а она исполняет обязанности няньки / лучшей подруги / секретарши / психиатра при главных своих клиентах, каждый из которых пребывает в убеждении, что так относятся к нему одному.

«ХЕННЕССИ» — Зоино детище. Это его она вынашивала, пока подруги ходили беременными, ради него не спала по ночам, пока они кормили грудью и боролись с коликами, его самоотверженно ставила на ноги, пока их дети учились ходить, говорить и есть не чавкая. Она шугала конкурентов, чтобы заарканить ценного клиента, в тощие месяцы платила зарплаты из собственного кармана, а новым контрактам радовалась так же, как ее друзья — успехам своих отпрысков на школьных концертах и футбольных соревнованиях. За последние пару лет случались черные дни: пытаясь спасти свой брак, она не уделяла должного времени работе, «ХЕННЕССИ» лишился важного заказчика. Пришлось сократить число постоянных сотрудников. Пришлось маневрировать. Но она выживет, главное — не отвлекаться. Ричарду ее агентство никогда не достанется. Ему вообще не достанется больше того, что он уже оттяпал.

Впрочем, ему достанется еще и дом. А также все то, что придется ему выплатить, чтобы он исчез навсегда.

Зоя вытирается, набрасывает халат. Идет в спальню.

— Привет! — выпаливает Зак.

Зоя верещит.

— Ну прости, прости. Открыл своим ключом.

— Вижу, — говорит она, запахивая халат. — Зак, да чтоб тебя. Ты чего притащился?

— Ты меня на ужин пригласила.

— В шесть!

— Уже больше шести.

— Ой, — говорит она. — Как так вышло?

— Не думал, что деменция начинается в таком раннем возрасте.

Зоя щиплет его за руку.

— Ай. Блин.

— Мне нужно одеться.

— Давай-давай.

Зак растягивается на ее кровати.

— А ты не мог бы выйти на это время?

— Вон там есть ванная. А мне тут очень удобно.

— Я думала, ты уже научился уважать чужие границы.

— Ишь ты поди ж ты.

Зоя вздыхает.

— Все, не буду тебя шпынять. Прости.

— И ты меня прости, — говорит Зак. — Я тоже, пожалуй, немного зарвался.

— Давай попробуем начать сначала. Добро пожаловать в гости, братишка. Устраивайся поудобнее.

— С нашим удовольствием.

Зоя достает из шкафа спортивные штаны и футболку, идет в ванную. Неплотно закрывает дверь.

— Ну, как там твоя жизнь?

— С наслаждением веду порядочное и достойное существование: работаю каждый день по восемь часов, плюс трезвость и нравственность, — в бывших своих кругах я в итоге сделался неприкасаемым. Скучаю; с пугающей скоростью трачу накопления; веду авторскую колонку, скажу по секрету — не колонка, а чушь собачья; живу с нашими родителями. Последнее, пожалуй, стоит повторить. Живу с нашими родителями.

— Ясно. Но они-то считают, что солнце встает и садится в твоей заднице, так что вряд ли тебе там совсем плохо.

Зоя выходит из ванной и обнаруживает, что Зак сидит на кровати, скрестив ноги и молитвенно сложив руки на груди.

— Ты чего делаешь?

Зак открывает глаза.

— Мозги перезапускаю. Отметаю стереотипы.

— В смысле?

— В смысле, от детского стереотипа, что тебе нужно накостылять по шее за предположение, что мне нравится жить с родителями.

— Опять же извиняюсь.

— Извинения приняты. Ну ладно. Расскажи-ка, как у тебя дела. Только в неприукрашенном варианте.

— Не привыкла я тебя таким видеть, — признается Зоя.

Она пока еще не поняла, как относится к ново-обретенному стремлению Зака выстраивать здоровые отношения — результату его пребывания в центре реабилитации, он же санаторий. Она не против отвлечься от постоянного самокопания, однако и сосредоточенность Зака на внутренних проблемах несколько утомительна.

— Ты не привыкла себя такой видеть. Перестань предъявлять к себе повышенные требования. Не обязательно добиваться совершенства.

— Или обязательно. Я же старшая.

— В смысле, страдаешь навязчивым перфекционизмом?

Этот его доморощенный психоанализ тоже утомителен.

— Мне больше нравится определение «ответственная целеустремленность», — поправляет его Зоя. — Не всем же быть избалованными великовозрастными младенцами.

— Ты просто завидуешь. И мне больше нравится определение «художник-нонконформист», — уточняет Зак.

Зоя смеется, потом говорит:

— Мне очень неприятно, что я расстроила родителей.

— Своим разводом?

— А этого мало?

— Брось. Не так уж сильно они расстроились. Им Ричард никогда особо не нравился.

— Они не одни такие.

— Не одни такие, — соглашается Зак. — Но они очень хотят внуков.

— Вот и займись.

У меня разгар важных жизненных перемен, не говоря уж о том, что мне всего тридцать три года. Пока у меня индульгенция. А вот тебе пора об этом подумать.

— В смысле, завести новые отношения?

Зак кивает.

— Ты что, смеешься?

— Я серьезно. В кои-то веки.

— Не готова, — отрезает Зоя.

— А ты откуда знаешь?

Толком Зоя, в принципе, не знает. Знает одно: она не переживет еще одного предательства. Эту удушающую боль не описать никакими словами. Вот уже несколько недель ей кажется, что кровь в жилах превратилась в кислоту и изъязвляет ее изнутри. Кажется, что все внутренние органы охвачены пламенем. Кажется, что ее сердце лопнуло и из него разлетелась шрапнель, исковеркав все тело. На некоторое время ей удалось загнать отчаяние вглубь, но оно в любой момент может вырваться наружу и испепелить все, что от нее осталось. А осталось немного.

— Ты там в порядке? — интересуется Зак.

— В полном, — отвечает Зоя. — Да.

Она складывает руки на груди, чтобы океан грусти не перехлестнул через край. Прочищает горло.

— Когда я дозрею, мироздание обязательно пошлет мне подходящего человека.

Боль чуть-чуть отступает, как уходящая волна. Дышать становится легче.

— Поделюсь собственным опытом. Ждать милостей от мироздания совершенно бесперспективно.

Откуда тебе об этом знать, если ты сам ни с кем не встречаешься?