В душной ночи звезда

...За столом разные ребята наперебой подсовывали Катерине и Лизавете

всякие сласти. Потом, попробовав наливок, стали важно поворачиваться, выпячивать грудь, некоторые подмигивали, старались протереться в тесноте мимо них, дёргали, как бы невзначай, роскошные косы. И сёстры опускали глаза от досады, а парни думали, что они скромницы, робкие девушки, вышедшие в первый раз на люди, и пускали слюнки.

Но и с этими крупными мордастыми Ильёй и Яковом не веселее... Нет, не веселее! Надо вернуться обратно в дом, к столам и тесному душному многолюдью - к маме!

Илья оглянулся.

На дворе торчал брат невесты, Василь.

"Скоро снова начнут обсыпать молодых зерном, говорить пожелания и брат уйдёт в дом", - решил дружка, совсем позабыв, что и ему по обычаю надо быть возле молодых в это время.

– Пойдёмте, осмотрим двор жениха, - сказал хитрый Яков, поворачивая за дворовые клети, подальше от шума застолья.

Сёстры как-то странно переглянулись.

– Осмотрим двор?
– пропела Катерина, подняв пристальные глаза на Якова.

Яков немного оробел.

"Дурочка-малолетка, - подумал он.
– Полапаю я тебя, беленькая моя козочка! - и ярко представил, что сейчас будут делать его руки.

Рядом так же говорила с Ильёй Лизавета. Илья ухмыльнулся, дрогнув крутой бровью, и ещё более откровенные мысли прочла Лизавета в ответ.

Так вот они какие, эти парни?!

Не дано им узнать, что теперь чародеек поздно лапать. Особенные эти девушки пережили всё так, будто с ними уже происходит задуманное бесчестье. Как будто их бесстыдно схватили, прижав к стене, и больно мнут им груди, и лезут руками ниже, навалившись, не дают вырваться! И выдыхают в лицо вместе с запахом наливок угрозу не говорить никому ничего, и ловят, открывают им рот мужские жадные губы!

Юные девушки обезумели от ужаса, стыда и брезгливости.

Их испачкали, лишили чистоты, сломили, опозорили! Смяли волю, надругались! Как посмели?! Что с того, что ничего ещё на самом деле не успело произойти-проявиться?!

Что с того?

Полохливым стрижом понеслась птица-мысль: "Отец!!!"

И Яков, и Илья, глядевшие во все глаза каждый на свою "козочку", в намерении вот сейчас навалиться, обхватить тонкий стан, - только руки распяли, и вдруг увидели: немыслимая дрожь сотрясла девушек.

Не сговариваясь, не помня, кто они и где, сёстры, нарушая суровый запрет, забыв клятву тайны, на виду у парней рванулись - и исчезли, словно растворились...

***

Василь наскочил на Илью и Якова. Девушек рядом не было.

Их и близко не было.

У слегка подвыпивших парней, - с чего бы это?
– остекленели выпученные глаза, а рты открылись. И в эти гладкие распотевшие морды, сначала от всей души - Илье, и во вторую очередь, быстро - Якову, Василь заехал кулаком, разбив в кровь свою руку и чужие носы.

– Где сёстры?!
– рычал Василь, схватив их за нарядные рубахи, - одного левой, другого правой рукой. Ошалевшие от удивления Илья и Яков, получив по носу, пришли в себя, разъярились, стали месить Василя.

...Илья успел заметить, как ветвистая липа размахнулась нижней тяжкой веткой и ударила его, опрокинув на землю. Второй взмах ветви сверху вниз - так, что полетели не только жёлтые листья, но и мелкие древесные ошметки и сучья - и вот рядом лежит испуганный Яков, а вокруг кружится и шевелится, не успев улечься на землю, густо насыпанная листва с дерева, только что шумевшего этой листвой над их головами.

– Приведи нашу маму!
– просительным голосом Лизаветы, а, может, Катерины, молвила облетевшая липа Василю, который, опираясь на ствол, тяжело вставал после драки.

Василь подумал: это оттого, что раскалывается его голова...

– Приведи нашу маму!
– ещё раз едва слышно попросила липа. И добавила: - Василько!

Парень пошёл в дом, оглядываясь на дерево. Почему-то обязательно надо сказать Анне, что дочки звали её под липу. Заодно пусть выйдет и мать Марья, кажется, и ей что-то надо здесь...

Анна под липой тихо сказала Марье:

– Мужа надо позвать, он вызволит дочек. Только бы хозяева не обиделись, что мы ушли. И я не знаю, как доберусь домой?

– Василь, вези Анну!
– так же тихо приказала Марья.
– Вернёшься, скажешь, что отвёз всех: и мать, и дочек. Ты здоров?
– положила она руку на лоб сыну.

И Василь, не решаясь сплёвывать кровь, которой наполнялся его разбитый рот, отвозя Анну, удивился: бортник уже скакал на взмыленном коне из города им навстречу.

Когда Василь ещё лежал, постанывая, под липой, Илья и Яков выбрались из вороха листьев. Глаза, волосы, одежда - всё засыпано, запорошено.

Отошли за клети, подальше от людских глаз. Долго отряхивали друг друга, расправляли-разглаживали рубахи с выдранными у ворота красными завязками. Зажимали пальцами расквашенные носы. Послали какого-то парнишку посмотреть: нет ли Лизаветы и Катерины среди гостей?

Нет...

– Пойдёшь к столам?
– спросил притихший Яков Илью.
– Расскажем?

Всего увиденного достаточно, чтобы обвинить сестёр пред людьми в чародействе, но...

Знали, что и заикнуться об этом нельзя.

Нет, не пожалели девушек. Какое?

Просто вся свадьба видела, что они, Илья и Яков, уводили Лизавету и Катерину, а назад, как положено, к матери, - не вернули. А девушек нет!

– Тихон где?

– Он тут ни при чём. Ты же сам видел: сёстры исчезли. Ведьмы!

– Они ведьмы, а допрос учинят нам. Девок нам поручили. И народ нынче весел, только мать заломит руки - поломают нам все рёбра! Глянь: вон стоит бортник Бод, говорит с Василём.

– Не тычь пальцем, папаша на нас косит глазом. Хмурый чёрт!

Парни успели только подумать, что вот, сейчас отец подойдёт разбираться - скажет, что захочет, и поверят ему, а не раскисшему Илье или Якову на мягких ногах...

Дружка и его приятель упали, где стояли, и захрапели.

Какой позор был родителям: увозили сыновей в свинском состоянии.

Были те, что осудили такой разгул, молоды парни, а меры не знают. Но были и приметливые мещанки, которые утешали родителей:

– Наверное, дочки бортника сильно им понравились, а отец рано их забрал, не дал погулять. Разволновались ребята, вот и не заметили, как упились. Бывает!