В джунглях Юга

«Вон тот карлик с непокрытой головой!»

«О!..»

Он только и сказал «О!». Тут один из предателей положил автомат на колени и присел на борт закурить. Это место, точно, очень открытое, они и не боялись, видно, совсем. Не успел я и глазом моргнуть, как стрела воткнулась прямо ему в глотку. А ведь ни один листик не дрогнул, только и было слышно, как она пролетела. Предатель упал в трюм. Вторая стрела ударила в плечо какого-то бородатого солдата. Он выдернул ее, засмеялся, стал стирать с плеча кровь и тут же перекрутился волчком и грохнулся. Это рассказывать долго, а все произошло быстро, как удар молнии. Катер уже мимо дерева прошел, когда они опомнились и стали беспорядочно палить по обоим берегам. Пули кругом жужжат, а он как ни в чем не бывало на дереве сидит. Я думал, вот катер отойдет подальше, и уйдем. А тут из-за поворота еще один выскакивает на полном ходу. Там был офицер в белой фуражке и с золотыми галунами на плечах, самое малое — майор. Его я в храме не видел, и с ним женщина в военной форме, она в бинокль смотрела. Я увидел, как возле Дерзкого дрогнул пучок омелы. До катера оставалось еще примерно три полета стрелы. Вдруг женщина опустила бинокль, показала на омелу и что-то сказала тому, с галунами. Он выхватил у сидевшего рядом солдата автомат и прицелился. Пучок омелы снова пару раз шевельнулся… Я увидел, как Дерзкий высовывается оттуда, натягивая арбалет! Я хотел закричать, но язык точно присох. Пускал бы стрелу да прыгал бы в воду, и все тут! Но он все чего-то ждал. Тот, на катере, тоже не стрелял. Катер был уже совсем близко, женщина вдруг вскрикнула и хлопнула офицера по спине рукой. Тут же я увидел, как правая рука его задрожала. Я еще не услышал выстрела, видел только белый дымок, тонкий, как нитка, из дула автомата. Дерзкий упал в воду… Тот офицер избежал смерти только потому, что расстояние было больше, чем один полет стрелы. Дерзкий просто не смог бы… Я, забыв про страх, высунулся посмотреть, что с ним. Катер поднял волны, но я уверен, что вода вся была красной от крови… Тян, ты знаешь, что это была за женщина? Жена Рыбного Соуса, который раньше продавал кокосы и тыкву в Тякбанге!

Рука Ба Нгу тяжело опустилась на стол, из доверху наполненного стакана выплеснулось вино. Лампа замигала. Мне показалось, что это стены дома задрожали от переполнявшей их ярости. Я придержал лампу и обжег пальцы о горячее стекло. Вспомнилась холеная рука шпионки, сующая мне деньги в харчевне Толстухи… Эта рука похлопала по спине врага, подав знак открыть огонь, сразивший Дерзкого…

Отец долго сидел молча. На столе уже давно стоял приготовленный ужин, а он, забыв обо всем, пристально смотрел на огонь лампы.

Мама наконец окликнула его. Он медленно поднялся, взял из висевшего на стене бамбукового колчана оставшиеся три стрелы, положил их на тарелку и поставил на алтарь предков [38] . Рядом он поставил стаканчик вина, воткнул в горшочек с золой пучок благовонных палочек. Ничто в лице его не дрогнуло…

Глава XIV СТРЕЛА ОТМЩЕНИЯ

Отец и Ба Нгу каждый день уходили в такую рань, что было еще совсем темно, а возвращались поздно, и мама очень беспокоилась. Но она хорошо знала характер отца: если он что-то задумал, тут уж не помогут ни слезы, ни уговоры, и потому молчала.

38

Алтарь предков — ритуальный столик; на нем во Вьетнаме ставят таблички с именами умерших предков.

После того происшествия враги расчистили все деревья и кустарник у развилки трех рек, расстреляли трех женщин, которые днем плыли по реке на лодке, и всюду развесили объявления, в которых за голову вьетминовца обещали тысячу пиастров. На подкупы они не скупились. Те, кто строил для них линию обороны, теперь стали получать три метра материи, немного хинина, две пачки сигарет «Голуаз» и лассе-пассе [39] .

Ба Нгу прожил у нас больше месяца, а потом уехал в Тякбанг. Он заметно приуныл оттого, что шпионка уехала с майором в провинцию Ратьзя и месть откладывалась.

39

Временный пропуск.

Отец стал малоразговорчивым и безразличным к семейным делам. Он часто уходил из дома и пропадал по нескольку дней подряд. Возвращаясь, он никогда не забывал зажигать благовонные палочки на алтаре предков.

Кое-кто из крестьян, чьи дома стояли в деревне неподалеку от поста, уже начали возвращаться из лесов, куда они ушли перед приходом врага. Одна за другой открылись уцелевшие кофейни и пивные.

Отец много раз ходил туда и всякий раз возвращался таким мрачным, что мы с Ко боялись слово вымолвить. Однажды он принес откуда-то несколько старых узловатых стволов бамбука и, бросив их во дворе, послал Ко за ножом. Его точно подменили — движения его снова стали проворны и ловки, как раньше, сам он был необычайно весел и разговорчив.

Принесенный бамбук он расщепил на стрелы, выпрямил и заточил их; днем сушил их на солнце, ночью обжигал для крепости на огне. Каждую стрелу он прикидывал на ладони, смотрел, соответствует ли ее тяжесть и длина трем отравленным стрелам. Потом, взяв арбалет и стрелы и позвав Луока, он ушел на целый день в лес.

Так повторялось три дня.

— Что же такое — ничего из леса не приносишь, а приходишь такой усталый?.. — недовольно ворчала мама.

Отец только посмеивался. К нему снова вернулась улыбка, которая так понравилась мне еще тогда, у Трех Каналов.

Мне было ясно, что он ходил в лес совсем не для охоты. Оставалось предположить только одно — он тренировался в стрельбе из арбалета! Но для такого человека, как он, прекрасно знавшего любой лесной промысел, стрельба из арбалета просто пустяк. Зачем же тогда все это?

Я долго ломал себе голову и в конце концов решил незаметно пойти следом и посмотреть, что он делает. Когда отец отправился в лес, я пошел по его следам, но, обойдя все, его не увидел. Решил было уже повернуть назад, как вдруг из зарослей на меня выскочил Луок. Виляя хвостом, он повел меня через болото к широкому пруду.

Я зажал ему пасть, пригнул его голову к земле, чтобы он не лаял, и, спрятавшись в тростнике, выглянул.

Отец, опутанный водорослями, полностью покрывшими его тело, плыл по пруду. Арбалет он выставил вперед, поставив локти на два поплавка, обрубка кустистой пальмы. Вдруг из этой груды водорослей раздался тихий щелчок спущенной тетивы арбалета. Стрела вонзилась в пальму, росшую у противоположного берега. Водоросли, укрывавшие отца, даже не дрогнули.

Пока я смотрел, шесть или семь стрел вонзились в ту пальму, и все легли одна к одной.

Я хотел окликнуть отца, но испугался, что он станет ругать меня. Тогда я забрал Луока, и только отойдя подальше, я отпустил его и задумчиво пошел домой.

На следующий день отец подозвал меня и тихо сказал:

— Пойдем со мной на пост…

Я решил, что он берет меня с собой в засаду. Значит, он в меня верит больше, чем в Ко!

— Дай мне твой кинжал, — попросил я.

Он сдержал улыбку, потрепал меня по голове.

— Просто так туда сходим, нож ни к чему с собой нести. — И, заметив мое удивление, шепотом добавил: — Ты ведь раньше видел жену Рыбного Соуса, вот и посмотришь, та ли самая.

Я подпрыгнул от радости. Значит, час ожидания настал! Вот почему отец так изменился. Я сразу понял все его приготовления.

— Идем, отец! Разве я мог забыть лицо этой хитрой шпионки! — воскликнул я. — Но… она ведь тоже помнит меня?

— Не бойся, она тебя не увидит.

Мы сели в лодку и поехали к деревне рядом с постом. Возле самой деревни отец спрятал лодку в зарослях аканта [40] . Дальше мы пошли пешком.

Как быть, если нам вдруг встретится какой-нибудь солдат: ведь мы идем с пустыми руками, без всякого оружия! Я волновался и то и дело беспокойно оглядывался.

40

Акант — невысокое, в 1–2 м, деревце; растет вдоль по течению рек или у морского берега.

— Иди спокойно, — встряхнул меня за плечо отец. — Пусть думают, что мы из этой деревни. Не вертись! Встретим кого — я сам отвечать буду.

Было еще светло, но дорога уже совсем опустела. Перед редкими домиками горели выставленные кое-где фонари. Мы прошли мимо последнего — маленькой кофейни — и, спустившись к реке, сели. На том берегу, напротив нас, стоял пост.

— Если кто спросит, говори, что ждем лодку через реку переправиться, слышишь? — наставлял меня отец.

Достав из кармана табак, он набил трубку и сделал несколько затяжек. Я удивился: зачем он курит, ведь так нас заметят еще быстрее! До поста было всего метров триста, не больше. Часовой на вышке наверняка нас уже увидел. Потом я понял, что отец, наверно, потому и зажег трубку, чтобы часовой решил, что мы вышли из кофейни и отдыхаем.