В горах Таврии
Шрифт:
— Эх, хлопцы, хлопцы, таких командырив бильшэ нэма на билому свити… Да шо там балакать… Один Кучеров… — дед горестно махнул рукой.
Случилось вот что.
При сильном февральском морозе группа партизан пересекла высокогорную яйлу с севера на юг. От Кастрополя до Байдарских ворот вдоль шоссе тянутся отвесные скалы. Партизаны, измученные горной дорогой, долго искали путей к единственному здесь спуску "Чертова лестница". Глубокой ночью они нашли этот спуск и преодолели его, карабкаясь по обледенелым скалам.
На шоссе было тихо. Изредка проносились мотоциклисты — патрули. Партизаны шли по дороге.
— Хлопцы, нимци! — предупреждал дед.
Партизаны перепрыгивали в кювет и быстро ложились на заснеженную землю.
Шли они долго, а подходящего объекта для нападения все не было. Партизаны начали ругать деда, обещавшего быстро привести к «стоящему мосту».
— Ось тутэчкы, за поворотом, и мост. Чуетэ, журчыть вода, — успокаивал дед.
Приближался рассвет. Зинченко с Кравцом пошли к мосту. Освещенные луной, маячили фигуры часовых.
Время позднее. Вот-вот начнет светать. Куда деваться? Подняться наверх? Для чего тогда спускались?
Зинченко уже ругал и деда и себя за то, что согласился искать этот "стоящий мост".
— А якщо мы сховаемося на день в сарайчику, — предложил дед.
— Где сарай? Веди.
Недалеко от дороги, за небольшим холмом, нашли сарай. Он был пуст, под ногами шуршали сухие листья.
Сарай был удачно расположен в густом кустарнике. Командир колебался. Кравец ждал, и, кажется, ему не хотелось слышать слово «остаемся». Однако это слово было сказано, и через полчаса партизаны разместились в сарае.
Рассветало, шоссе ожило. Захлопали выстрелы перекликающихся патрулей.
Партизаны огляделись. Шоссе было от них в каких-нибудь ста метрах. Мелькали машины. Моста не было видно. Слышался только шум реки.
Дед побледнел. Кто-то заметил, как он трижды перекрестился. Некоторые особенно уставшие партизаны спокойно похрапывали. Сержант Кучеров, сапер группы, деловито перекладывал тол. Дед смотрел на это косо и тихо ругался:
— Тут черт-те шо, а ты щэ свои цацкы выставыв!
Зинченко внимательно наблюдал за дорогой, присматривался к проходившим немцам.
Вдруг он потребовал;
— Дед, а ну снимай пиджачок! Малий, давай брюки, шапку.
— Зачем, зачем? — забеспокоились партизаны.
— Ну, снимай, снимай, — настойчиво приказал командир.
Дед и Малий разделись. Зинченко примерил одежду, взял мешочек, положил кусочки сахара, соли, табачок. Партизаны догадались…
— Товарищ командир, зачем? Разрешите, я… я… — послышались голоса.
— Тише, слушай мой приказ: я переоденусь, пойду по шоссе. Ты, Малий, — старший. Следить за мной, и в случае стрельбы — на помощь.
— Слухайтэ, я старый чоловик, мэни з рукы! — умолял Кравец, забыв даже свой страх.
Но командир уже оделся, взял палочку, сгорбился и на глазах у товарищей преобразился.
— Ну, как?
— Здорово, — ответили партизаны.
Зинченко скрылся. Партизаны насторожились, ждали.
— Присмотревшись к дороге, я заметил, что гражданские проходили свободно. Прошло несколько женщин, старик какой-то, — рассказывал потом своим товарищам командир. — Вот и решил выйти на дорогу, посмотреть мост, чтобы уже ночью взорвать его. На шоссе вышел из кустов со стороны Симеиза. Присматриваюсь. Подбодрился, хотя страх еще не преодолел. На мосту
часовые в черной форме. Дохожу. Они машут руками, скорее, мол. Я тороплюсь, а сам не спускаю глаз с моста. Все хорошо, прикинул план диверсии. Надо к мосту речкой подходить, со стороны гор. Часовые меня пропустили, за спиной почему-то смеялись. Пошел к спуску. Прошел десять, двадцать, пятьдесят шагов, навстречу автоматчики.— Хальт!
Иду по-прежнему, не оглядываясь.
— Русс, хальт, хальт, стой!!
Пришлось остановиться.
— Аус вайз, паспорт… битте!
Отвечаю:
— Нет, господа, нет, я… в Форос, санаторий…
Один из них пристально смотрит на меня и ломаным русским языком говорит: "Паспорт!", а другой дергает за вещевой мешок.
— Стойте, стойте, есть паспорт… есть, в кармане!.. — говорю им. Опускаю руку в правый карман и долго вожусь.
Выхватил свой пистолет да в упор одного, другого. Тут пошла свалка. Немцы с моста ко мне, ну, а партизаны уже рядом…
…Партизаны, следя за командиром, страшно волновались. При первом же выстреле они пулей вылетели из сарая, очередями отогнали бегущих гитлеровцев и — к командиру.
Собрали трофеи: оружие, документы. Все делалось с исключительной быстротой и точностью.
Фашисты преследовали партизан, но подняться в горы, наверно, побоялись. Сотни пуль со всех сторон бесцельно летели вслед партизанам.
— Товарищ командир, а як же с мостом? — спрашивал дед. Он был в полном восторге.
— Так же, как с фашистами, — уничтожим.
— Я сам пойду к мосту, — храбрился Кравец.
Стрельба долго не смолкала. Напуганные и удивленные фашисты до поздней ночи шныряли по шоссе.
Партизаны выжидали, стуча зубами от холода.
Выяснилось, что второпях забыли тол.
— Разрешите? — спросил сапер Кучеров командира, желая исправить свое упущение.
— Иди, да пусть дед с тобой пойдет. Кравец, ты хотел к мосту, вот иди за толом, — усмехнулся командир.
— Есть! — сверх ожидания бодро ответил дед.
Самое трудное в опасных условиях — ждать. Холод пронизывал насквозь, одежда казалась ледяной коркой. Партизаны дрожали, ругали Кучерова и деда. Командир, твердо решил с мостом разделаться и без успеха в лес не возвращаться.
Немцы на шоссе притихли. Все реже нарушали тишину автоматные очереди.
Уже за полночь партизаны услыхали скрип снега.
— Кто?
— Я, — отозвался Кучеров.
— Где дед?
— Он там у дороги, на фашиста приглядывается.
— Малий, Кучеров, за мной! Остальным ждать, — приказал командир. Шли по холодной воде. Падали на скользких камнях. Через полчаса, наконец, нашли деда.
— Что на мосту?
— Часовые. Надо ричкой пидходить, шум воды в пользу буде, — рекомендовал дед.
Командир взял с собой Малия и приказал:
— Кучеров, давай с дедом под мост, а мы, в случае чего, часовых уберем.
Трудно пересказать все далее случившееся. Да и сами партизаны участники операции вспоминают все, как сон. Знали точно одно — нужно мост взорвать!
Часовые постукивали коваными сапогами по мосту — грелись. Зинченко и Малий вползли чуть ли не на мост и, следя за каждым часовым, ждали сигнала «готово».
В шуме журчащей воды вдруг раздался резкий окрик немца: