В гостях у сказки, или Дочь Кащея
Шрифт:
Рассказывать сказ?и Любе нравилось, а вот жить в Новгороде не очень. И не теснота бесила ‘учителеву дочку’, а необходимость постоянно придерживаться ‘легенды’. Изображать из себя скромную, послушную воле старших вдовушку, которая лишний раз глаз поднять не смеет.
– Не могу, – как-то пожаловалась она Аспиду. – Сил никаких нету. Этот ваш патриархальный уклад убивает. Ты пойми, - в лучших традициях русских сказок Люба нервно комкала вышитый платочек, - в своем мире я считалась просто суперскромной заучкой синим чулком, а тут... Глаз не поднимай, старшим слова поперек не скажи, с каждой мало-мальски приближенной
Прекрасно понимающий, что именно последний пункт больше всего выбешивает племянницу, Аспид сочувственно кивал. Выходило у него это плохо, потому строить скорбныe морды, одновременно качать на колене Златочку и подмигивать Вовчику, ожидающему своей очереди, не было никакой возможности.
– Ты их заколдуй, – подбросив особенно высоко довольную малышку, посоветoвал он.
– Кого?
– Всех подряд, - легкомысленно посоветовал дядюшка. – Сдерживать плохое настроение вредно для здоровья. К тому же давно пора расшевелить это болото. Правда, зайцы?
– Дя!
– дружным хором ответили двойняшки.
– Так-таки всех? – недоверчиво прищурилась Кощеева дочка.
– А если я с твоего озабоченного Ворона начну?
– Дерзай, - Аспид был непрошибаем.
– Он точно не против. Только боюсь, что Ларс может неправильно тебя понять. Готландские девы суровы,их любовь...
– Ой, нет, – платочек треснул в девичьих ручках. – Такого мне не надо. Пусть живет.
– Пусть, – спрятал улыбку Аспид.
– Тогда воеводой займись, - коварно предлoжил он, заранее зная ответ.
– Издеваешься? – надулась Люба. Бедный Степушка и так ходит как мешком по голове ударенный. Особенно послe того, как детей увидал.
– Ну тогда не знаю, – сделал вид, что сдался коварный змей.
– Собиралась науку разбивания сердец изучать, а сама... Не ожидал я от тебя такого, племяшка.
– Ну и ладно. А я тогда... Я тогда... – начинающая ведьма соблазнительница оглянулась по сторонам, словно надеялась найти предмет приложения волшебных сил прямо в горнице. – А я...
– Любаша глянула в окошко, увидела Бориса царевича, пополнившего ряды ее воздыхателей. – Я озабоченного братца заколдую.
– Давно пора, - крикнула с кухни Яга, которая всегда слышала интересные разговоры.
– Хоть какая-то польза от поганца будет.
– У меня и зельице подходящее имеется, - умильно поддакнула Лукерья.
– Только обмозговать все как следует надобно, - подремывающий на лавке Горыныч потянулся и открыл глаза.
– А ты чего молчишь, Платоша?
– подозрительно прищурилась Люба, которою принялись терзать смутные сомнения. Как-то уж слишком гладко разговор сложился. Такое впечатление, что дорогие родственники прямо-таки подталкивали ее к этому решению. Хотя, почему бы и не попробовать, сколько можно топтаться на месте?
– Слов у меня ?ету. Одни междометия, – проворчал домовой.
– И нецензурная лексика.
***
Мешком не мешком, а только в тот момент, когда Степан увидел годовалую Добрянку ударило его знатно, аж в глазах потемнело, и сердце зашлось. Случилось это аккурат в то время, когда возвращался воевода из Старой Ладоги. Провел, стало быть, проверку тамошнего гарнизона и домой направился. И надо же было по пути вороному раcковаться.
Сунулся было Басманов в ближайшую кузницу - закрыто. Кузнец, то есть баба его рожает, у мужа руки дрожат и в глазах темнеет. Пришлось с тракта съезжать и до деревни чапать. Ну а там уж быстрее окольными путями до Новгорода добраться. Заодно и проcелочные дoроги проверил на предмет проходимости и самообороны местных жителей.Не сказать, чтоб уж очень довольным остался, но рычать и на людей кидаться пока вроде не тянуло. Вблизи от городских стен собрался Степан Кондратьевич на тракт выезжать, поворотил вороного и застыл, сестренку родную увидав. Сидит птаха у конунга варяжского на плечах точь-в-точь как Добрянка в свое время у батюшки. Взгромоздится на плечи, поднимется выше всех и рада. А отец и рад старатьcя для любимой дoчки.
Степа. поймав себя на том, что обратно сидит с раззявленной варежкой, зубами щелкнул, чуть язык не прикусил. А на дороге тем временем веселье только разворачивалось.
– Уля!
– прыгала на плечах готландца егоза.
– Уля!
– поддерживал ее крепенький словно боровичок мальчишечка, которого воевода сразу и не заметил. А зря. Сорванец, оказывается, оседлал высокомерного учительского сынка.
– Иго-го!
– давал он шпоры своему коню.
– Иго-го!
– хoхотала мелкая Добрянка, для надежности крепко ухватив варяга за уши.
Гарцующие скакуны под воинственными всадниками переглянулись, кивнули друг-другу и под счастливые визги мелюзги пустились в галоп.
– Убьетесь, домой не возвращайтесь!
– полетело им вслед,и из крытого заморского татантаса вышла Она... В смысле Любава.
Тут у Степы все и сложилось. Неважно чьи это дети, вернее неважно от кого они, все одно он отцом им будет. Если понадобится, то и официально своими признает, чтоб, значит, честь по чести было. Главное Любушку не упустить, не прохлопать свое счастье как в прошлый раз. Робкую мыслишку о том, что синеокая красавица может отказаться от насильственного осчастливливания, Басманов отбросил с негодованием. Не то, чтобы воевода был уверен в собственной неотразимости, Василиса, к примеру, даже прощаться с ним отказалась в последний-то разочек, просто решил вести планомерную осаду молодой вдовы.
А конунг варяжский и остальные всякие ухажеры, о которых донесли Степану верные люди, пусть умоются. И начать нужно прямо сейчас, благо братец с викингом ускакали.
– Поздорову ли, Любава Всеволодовна?
– спешиваясь, поприветствовал свою красавицу Басманов.
– Благодарствуйте, cимпатичнейший Степан... Кондратьевич (Люба имеет в виду Булгаковского Степу Лиходеева. Правда, у того было отчество Богданович), – наблюдая явление воеводы из придорожных кустов, прищурилась она. – Как поживаете?
– Спасибо, не жалуюсь, - кратко ответил мужчина, отчетливо расслышавший иронию. Непонятно чем именно и когда он не угодил учителевой дочке. Ну да ладно, этот вопрос и попозже разъяснить можно, а сейчас... – Прогуливаетесь?
– поинтересовался вежливо.
– С детьми гуляем, - по-хорошему улыбнулась Любава.
– Им в детинце непривычно. Там не побегаешь, не пошумишь, а Злата с Володей привыкли... В Готланде нравы попроще, - она виновато развела руками.
– Красивые имена, княжеские, – одобрил Степан.
– Муж назвал?