В гостях у сказки, или Не царевна лягушка

Впрочем, времени на раздумья берегине не дали. Уставшая от скачек, переобщавшаяся с шумными близнецами Хельга попросилась на ручки.

— Спинка бо-бо? — прежде чем вцепиться в Машу, побеспокоилась она.

— Все уже прошло, солнышко, — прижала малышку к себе та. — Сердечко мое. Девочка хорошая. Я так соскучилась.

— И я, — доверчиво призналась улучшенная копия Аспида.

Разместили гостей в отдельном доме. Просторный двухъярусный терем на каменном подклете стоял на берегу небольшого лесного озерца, в зеркальной глади которого отражались кудрявые липы.

— Самое наше дерево, — нежно, словно лаская, провел по коре лесной красавицы Потап Иванович. — И медок с него, и лыко, и вообще…

— Отец резьбой по дереву увлекается, — похвастал Михайла.

— Люблю это дело, — признал глава Медовой долины. — Вот и домик этот своими руками ладил, для Мишки берлогу обустраивал. Нет, он мне, конечно, помогал, — спохватился Потап Иванович, заметив суровый взгляд жены, но в основном, — оборотень понизил голос, — в основном, — повторил он упрямо, — я сам все. Вот.

— Что вы говорите? — заинтересовался Аспид. — Очень-очень достойно получилось. А как вы оригинально решили проблему опорных балок. Я поражен.

— Давай на ты, — предложил обрадованный медведь, в кои то веки встретив настоящего ценителя.

— Мы их потеряли, — поняла Люба.

— Похоже на то, — согласилась Маша. — Папа временно нейтрализован, давай посмотрим и послушаем маму.

— Верно говоришь, — по достоинству оценила царевна. — Недооценивать свекровь — последнее дело. Но Марья Афанасьевна, по-моему, женщина неплохая, особенно в сравнении со Степиной маманей. Вот та настоящая сколопендра. Как вспомню, так вздрогну. Ладно, ну ее. Не дай бог, приснится.

— Все так страшно?

— Уже нет, — отмахнулась Люба. — Все в прошлом.

— Ну и хорошо, — сказала Маша. — А где, кстати, Яга? — она поискала, но так и не увидела ведьмы.

— Забавно, что она у тебя ассоциируется со свекровью, — засмеялась Любава. — Хотя и понятно почему.

— Да уж, — ответно улыбнулась Марья. — Но не будем о грустном. Так где она, знаешь?

— С местными знахарками договариваться ушла, — поделилась Люба. — На предмет медку особого, трав каких-то особо редких ну и доступа к яблоне.

— А разве не глава поселения решает этот вопрос? — удивилась берегиня.

— Я так поняла, что серьезные решения принимаются коллегиально. И доступ к сердцу долины относится как раз к таким вопросам. Вот Яга и решила пообщаться с коллегами.

— Ясно. Удачи ей. Слушай, Люб, она не показалась тебе странной? Притихшей какой-то? Погасшей? Устало-отстраненной? Нет?

— Не знаю. Посмотрю, — пообещала царевна. — Глаз с нее не спущу. А пока давай все-таки послушаем Марью Афанасьевну.

— Правда твоя, — согласилась Маша. — Пора спасать Малашу, чего-то она с лица сбледнула.

— Наверное бьл оглашен список испытаний, — догадалась Любава.

— Похоже, вот и Настя хмурится, — почувствовала сильное волнение берегиня. — Надо поскорее узнать в чем дело.

А дело было в следующем, одна из медведиц, сопровождавших Марью Афанасьевну, от души похвалила невесту. До чего, мол, смелая человечка, не боится с царями лесными в соревнования вступать. А ведь всем известна и мощь их, и сила.

— Насчет царей, — лебедушкой подплыла к компании берегиня, — уточните, пожалуйста. Что-то я коронацию пропустила.

— Ничего удивительного, — свысока глянула на нее рослая молодая медведица. — У людей память короткая.

— Вот и расскажи нам милая, — милостиво кивнула позабывшейся оборотнице Любава. — А мы послушаем.

— Не серчай на девку, царевна, — задвинула за спину зардевшуюся охальницу, Марья Афанасьевна. — Дурочка она у нас. Юродивая.

— Дураков боги отмечают, — будто невзначай уронила Кащеева дочь.

— А что ж мы тут стоим? — всплеснула руками жена старейшины. — В дом проходите, отдохните с дороги, а то к вечеру пир начнется. На нем свежими нужно быть и отдохнувшими.

— Спасибо за гостеприимство, — с достоинством поблагодарила Люба. — Красиво тут у вас, — она неторопливо пошла к крыльцу. — И так тепло… Не верится, что в Новгороде снег давно лег.

— Я уж и забыла какой он, — призналась Марья Афанасьевна. — Только в детстве снег и видала, а как заневестилась, так и забрал меня Потап Иваныч в Медовую…

— Не беда, — улыбнулась Маша. — Скоро наглядитесь.

— С чего бы это? — вдругорядь высунулась 'дурочка'.

— Так ведь свадьбу в Лукоморье играть будем. На Скарапеевом подворье, в палатах царских, — почти не погрешила против истины берегиня. Не, ну правда…

Жила ведь царица в доставшемся квакушкам тереме? А то, что это было давно — дело десятое. Медведицам о том знать необязательно.

К тому же не все они одинаковы. Вон свекровь Меланьина вполне нормальное впечатление производит. Изо всех сил старается молодую нахалку приструнить: и брови хмурит, и за спину себе ее заталкивает, и локтем тычет. Аж упрела вся, даже жаль тезку… А может и нет. Чай не девочка, должна соображать, кого берешь на встречу с высокими гостями.

— Сначала испытания пройдите, — съязвила молодуха, высовываясь из-за плеча смущенной Марьи Афанасьевны. — А потом уж…

— Да что ты будешь делать?! — вызверилась хозяйка Медовой долины. — Долго ты меня позорить будешь, Ульянка? Это дочка моя младшенькая, — виновато объяснила оборотница. — Не судите строго. Девочка она хорошая, только горячая. Сами понимаете.

Маша с Настей переглянулись и дружно пожали плечами. Они такого не в толк взять не могли. Если только девушка в самом деле юродивая. Но ведь этого и в помине нет. Обычная избалованная нахалка. А Люба и вовсе оправдания слушать не стала, как поднималась по лестнице, так и не обернулась посмотреть на медведицу. Вот и гадай то ли гневается Кащеева дочерь, то ли из-за интересного положения на ступеньках крутиться опасается.

Вот вошла царевна в терем, за ней следом лягушки-подружки потянулись. Малашка, что интересно, шибче всех бежала. Видать, наелась общением с новыми родственниками досыта. А уж за гостями Марья Афанасьевна с дурочкой своей направилась. Подошли медведицы к дверям, глядь, а из сеней домовой выглядывает. Чудной такой, сил нет. Борода у него короткая, одежа басурманская, тело рисунками срамными покрыто. И важный очень. Ужас просто.

И вот этот самый домовой ухмыльнулся пакостно да и заступил Ульянушке дорогу в терем. Перед Марьей Афаньсьевной, главное дело, склонился уважительно и ручкой замысловатую фигулину изобразил, а доченьку ее не следом пускать и не думает.