В иных мирах

— Поздравляю с триумфом! Юпитер в превеликой милости уже сообщил нам, что ты десятерым героям жопу надрал, — пробасил легат, дружески хлопнув меня по плечу.

— Последний меня самого чуть не прикончил, — ответил я и, повернувшись, с изумлением отметил на лице Громовержца теплую, практически отеческую улыбку. — Ну и много трофеев, оружие и даже два десятка рабов раздобыл.

— Видел я, как ты сражался, — проронил Кронид задумчиво. — И сражения прочих героев моего взора также не минули. Вся тысяча схваток различных героев.

— Помнишь ли ты лучницу, что убила тебя? — практически без остановки следом спросил Зевс.

Я вспомнил горящую Александрию и черную металлическую стрелу, пронзившую меня.

— Да, повелитель.

— Мертва она. Культ Ахурамазды тоже послал на ристалище своего героя. Но она выбыла в одном из первых поединков.

Мысленно возрадовавшись и вспомнив о малом алтаре с духом темного альва, я снял торбу и протянул её Зевсу.

— Сородич Лаксиэль, кого я сразил в одной из схваток, был главой Еретического Культа, и… — я замялся, подбирая слова.

— И? — бровь Кронида поползла вверх вместе с небольшим раскатом грома в голосе.

— … и здесь находится малый алтарь с заточенной душой, который я хочу принести в дар тебе.

Торба вспорхнула и устремилась к Громовержцу. Как только его длань коснулась лямки, глаза Зевса на мгновение замерли, и спустя вмиг полыхнули синим огнем.

Внимание! Ваша репутация с богом Зевс значительно возросла.

— Пантеон. Как издревле было… — громовой шепот огласил своды. И словно спохватившись, Зевс запнулся на полуслове и степенно проронил:

— Благодарю за столь ценный дар. И это немного меняет мои планы.

— Нужно дождаться моего жреца и Лаксиэль, — продолжил он после недолгой паузы, когда торба из его рук, видно, уже без алтаря, вернулась ко мне.

Похоже, моему божественному покровителю надоело сидеть на Олимпе в окружении лишь героев, и намерен он воплотить ещё одно божество под свою руку. У меня как раз есть несколько клинков, для меня бесполезных. Так что можно продолжить приносить дары Крониду.

— Также мне досталось несколько божественных артефактов, которым ты найдешь лучшее применение, нежели я.

Призвав из браслета четыре карты, я протянул их Зевсу на раскрытой ладони.

Карты одна за другой взмыли в воздух.

Лицо Громовержца раз за разом озаряла тень улыбки. А меня посещали уведомления о повышении репутации.

— Благодарю ещё раз. Вполне возможно, поборник чистоты вернется к своему владельцу. Если, конечно, он присягнет мне в верности. А вот добиватель — это не просто клинок, что владельцу приносит лишь малую долю. Это ещё и возможность, что позволит очки системные распределять так, как того требует справедливость.

Интересно, что именно Громовержец имеет в виду под «справедливостью»? Да и как в этом может помочь накопитель, пока не понятно. Но, чую нутром, Кронид непременно сообщит свою волю.

— Повелитель, — решил я уточнить вопрос с моим искалеченным мечом, — во время турнира мой верный клинок сильно пострадал, и раз ты обещал ускорить время для доспеха, может быть, ты заодно и для ромфеи проявишь свою милость?

— Наглость! — гневом вспыхнули глаза олимпийца. Но почти сразу погасли. — Не будь ты победителем, это стоило бы тебе изрядно репутации. Но я милостив и щедр.

Зевс протянул в мою сторону свою левую руку, и я, не мешкая извлек две карты. Пока мстительное божество не передумало.

Карты вырвались из моей руки. И вместо того, чтобы перелететь в длань Зевса, просто зависли в воздухе.

— Через две сотни минут ты сможешь получить их назад полностью восстановленными, — тихо проронил Кронид, окружая парящие карты мутным маревом.

Помнится, Хродгар хотел заполучить торбу работорговца. И мой трофей стоит опустошить. А дар из восемнадцати рабов, что могут вспыхнуть всепожирающим светом при смерти, можно всучить гневному божеству.

Усмехнувшись про себя, я тихо проговорил:

— Благодарю, повелитель! Я хотел бы тебе вручить ещё два неполных десятка юнитов, что мне достались вместе с одной из торб.

— Иномирные юниты — это как несомненно ты знаешь, ключ к проникновению в их родные миры, не вызвав при этом подозрений их божков.

Марк Туллий хмыкнул:

— Или вторжению.

— Стратегумахос, ты верно мыслишь, — в голосе Зевса прорезалась сталь. — Моя власть распространяется на многие миры.

Вспомнил, чем кончили Мать-свет и Отец-тьма. О чем рассказывал Соловей. Герои приносили трофеи из иных миров, но власть своих богов не распространяли. Возможно, это и было ошибкой, которую Громовержец не хочет повторить. Как знать.

— Чего же ты медлишь? — голос Кронида вновь громыхнул сталью.

— Повелитель, — я сглотнул, — эти юниты при смерти могут вспыхнуть ярким всепоглощающим пламенем, по крайней мере один из них уже это проделал.

— Умереть в моих владениях можно только по моей воле, — усмешка мелькнула сквозь бороду. Да и первое слово Громовержец чуть выделил.

Пожав плечами, я призвал всех юнитов скопом. Как только они проявились, их всех укутала пелена, которую я уже видел, когда передавал Зевсу захваченных пленных караванщиков.

— Приветствую, владыка! — раздался от входа мелодичный голос Лаксиэль. — Я прибыла на твой зов.

Кронид кивнул, жестом приглашая альвийку подойти ближе. И как бы продолжая движение руки, он сделал замысловатый взмах дланью, и все застывшие юниты исчезли. А меня вновь настигло сообщение о повышении репутации.

— Это все дары, что ты хотел мне воздать? — в голосе Громовержца смешались нотки гнева и радости.

Какой интересный вопрос. Ответив утвердительно, можно накликать гнев, а при ином ответе нужно что-то ещё даровать. Так что решил ответить уклончиво, как это мог бы сделать хитроумный царь Итаки.

— Повелитель, — начал я через пару мгновений после того, как склонил голову в почтительном, но не раболепном поклоне. Подняв голову и встретив его испытующий взгляд, я продолжил, — трофеи турнира велики и разнообразны, как моря, омывающие Олимп. Я принес тебе то, что считал наиболее достойным твоего величия и полезным для твоих замыслов: душу еретика для твоего пантеона, оружие для твоей справедливости и ключи к мирам для твоей власти.

Я сделал небольшую паузу, давая словам проникнуть в грозного собеседника, прежде чем продолжить с оттенком почтительной тайны.