В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Другой вертекс, другой угол зрения — это трансформация эмоциональных состояний: от вхождения с ними в контакт через чувства преследования и ужаса до их проработки и «одомашнивания». В этом качестве Карло сможет их навещать, тогда как раньше он страдал фобией собственного городка и боялся выходить «на улицы внутреннего мира».

Безусловно, задействованные в таких ситуациях страхи будут зависеть от количества и качества тех тревог, которые заложены в глубоких геологических слоях сеттинга. Поэтому если чувство скорби или утраты вызвано тем, что аналитик пропустил или перенес сеанс, то эти тревоги проявятся на сеансах — будь то даже минимальный разрыв или опоздание.

Аневризма Карло

После того, как один из сеансов продлился на несколько минут дольше обычного, Карло видит сон: у человека стенки аорты не гладкие и тонкие, какими они должны быть в нормальном состоянии, а выпятились, как при аневризме артерии, что очень опасно.

О волнении, вызванном затягиванием сеанса по моей инициативе не однажды сигнализировал мне пациент, работу с которым всегда трудно было закончить и который делал все возможное, чтобы продлить сеанс, пусть даже всего на несколько минут. Иногда мне удавалось завершить сеанс, только выйдя из кабинета.

Если он сам продлевал наши встречи, проблема постоянно возвращалась на сеанс в образе перегоревших моторов, которые слишком долго держали включенными на холостом ходу, не нагруженные работой. Но в случаях, когда я был настолько погружен в его проблемы, что не замечал времени окончания анализа, он тут же сигнализировал мне самым драматичным образом: снами о пьяных, слабых, не стоящих доверия отцах, о детях, которым не на кого было положиться...

Вспоминаю еще, как однажды задержал пациентку, чтобы она смогла до конца рассказать мне сон. В следующий раз она, встревоженная, поведала мне о своих опасениях, что врач предпишет ей «обязательное медицинское лечение»⁷¹.

Нарушения по существу

Под нарушениями по существу я подразумеваю те, при которых аналитик не производит никакого формального изменения, но модифицирует эмоциональное поле, вступая в него с психической готовностью, отличающейся от привычной. Необходимо различать ситуации, когда происходит уменьшение восприимчивости, в результате чего проективные идентификации пациента воспринимаются и трансформируются в меньшем объеме, что в самом крайнем случае может повернуть вспять поток проективных идентификаций. Этого никогда нельзя допускать, но тем не менее, такое может случиться. Я в деталях обсуждал эту тему в своих предыдущих работах (Ferro, 1987, 1993f). А сейчас мне хотелось бы всего лишь проиллюстрировать, как можно обнаружить подобные ситуации, обращая внимание на особые моменты психической жизни аналитика, его тревожные или болезненные переживания. Сюда относятся и слишком сильные возмущения поля под воздействием других тяжело нарушенных пациентов, которые были у аналитика на предыдущих сеансах.

Пациенты сразу же улавливают изменения психического функционирования аналитика, сигнализируют о них, а иногда эмоционально «взваливают» их на себя.

Нельзя не вспомнить отрывок из «Итальянских семинаров» (Bion, 1983), где Бион говорит о том, что пациент всегда знает, что происходит в психике аналитика, и что признание этого факта — цена, которую мы платим за то, чтобы стать настоящими аналитиками.

Пациенту может «присниться» то, что происходит в психике аналитика, даже зачастую в реальном времени, когда пациент перерабатывает эмоциональный климат сеанса с помощью собственной -функции и косвенно сообщает об этом через нарративные производные пиктограмм контактного барьера (Bion, 1962; Bezoari, Ferro, 1994b).

Вот несколько вариантов реакции пациентов на трудный момент в моей практике, когда я был полностью поглощен тяжелым психотическим пациентом.

Марчелла

Кажется, Марчелла мгновенно уловила чужеродное присутствие в моей психике, и ей снится, что она приходит в школу, в класс, на двери которого написано ее имя, и обнаруживает там другую учительницу с другими детьми.

В тот момент я не смог уловить очевидный смысл этого сновидения и, будучи все еще психически занят переживаниями предыдущего пациента (как я говорил выше, у него был тяжелый психотический перенос), я дал подходящую интерпретацию без участия ревери.

В свою очередь, Марчелла отвечает, «резюмируя» происходящее еще одним сновидением: «Я нашла сумку одной из своих коллег, открыла и обнаружила там другую, совсем маленькую и очень красивую. Я открыла и ее тоже, но она была абсолютно пуста». Я интерпретирую этот сон как комментарий к моей предыдущей интерпретации — внешне безупречной, но пустой.

Тогда мы возвращаемся к первому сну и находим в нем беспокойство Марчеллы по поводу моей недоступности для нее на сеансе из-за того, что моя психика все еще занята другим пациентом.

На следующий день Марчелла говорит, что ей стоило больших усилий прийти: на улице холодно, дождь, и ей не хотелось выходить. Затем она рассказывает сон: «Один из моих птенчиков заболел, я пытаюсь вылечить его, но как только я его выходила, ему снова стало плохо. Этот сон напомнил мне другой, в котором у этого птенчика болела нога, и он не мог наступать на нее, но на самом деле я сама поранила его, когда кормила».

Я начинаю понимать, что это страх пациента «поранить» аналитика; в рассказе он воплощается в образе матери, впавшей в страшную депрессию. Пациентка боялась, что не сможет положиться на нее, более того, ей придется самой заботиться о ней. Я задаюсь вопросом, случайно ли, что эти эмоциональные переживания появляются в момент моего недостаточного психического присутствия из-за нанесенного другим пациентом «вреда», из-за чего, как опасается Марчелла, она не сможет найти для себя психику-дом, чтобы укрыться от собственных гроз. Она опасается, что сама в ответе за мое «психическое страдание» (не отсюда ли в рассказе появились страдания, причиненные матери психически больным братом пациентки — части ее самой?). Это наводит ее на мысль о том, что она сама должна позаботиться об аналитике с его хромающими интерпретациями (сон о птенчике).

Но не было ли и здесь смены направления потока проективной идентификации, которая позволила пациентке еще раз увидеть сон вместо меня? Возможно, в этом эпизоде проблема представлена наиболее широко, здесь есть все: от обратных проективных идентификаций (т. е. проблемы аналитика) до возможности восстановить способность аналитика к ревери. Проблема пациентки стала моей собственной, и затем я ретранслировал ее обратно уже в переработанном виде.

Марта

Сеанс начинается с рассказа о сновидении, в котором темные шелкопряды⁷² заполняют весь дом. Затем пациентка говорит о сексе в очень чувственной манере, а потом переходит на порнографию. Я не понимаю, пока не начинаю размышлять о последовательности моих предыдущих сеансов. И вот тогда я понял, что в середине текущего сеанса, размышляя о третьем, считая от настоящего момента, сеансе, я исчез с эмоционального горизонта Марты, потому что какие-то ее слова активировали во мне яростную эмоцию по отношению к одному психотическому пациенту, которого я в тот период воспринимал как «паразитирующего» на мне.

И как раз в этот момент пациентка говорит мне о реанимационном отделении, и сначала о сексуальности, а потом о порнографии. Думаю, что она таким образом прибегла к крайним мерам, чтобы восстановить мой контакт с ней, устроила что-то вроде героических маневров, предпринятых от страха, что все потеряно. Сон пациентки поведал об ее опасении, что моя психика уже не находится в ее распоряжении, потому что ее «заполнила пряжа» других мыслей, разрушающих контейнер для пациента. (Заметим в скобках, что вышеупомянутый пациент в это время «появился» у Марты во сне и предпринял нападение на контейнер. В этом сновидении брат Марты — психотическая часть ее самой — набросился на контейнер с антипаразитарным раствором, который крестьяне используют для опрыскивания виноградной лозы, и разломал этот контейнер.) «Паразит» захватывает меня, я уже не могу позаботиться о Марте, в результате чего на нее нападают шелкопряды.