В краю молчаливого эха

— Могут… могут… Или уже забоятся, — продолжали беседу Ушлые.

— Нам писали послы из Новограда, — продолжал старший из «ростка». — Так что можете рассчитывать на нашу поддержку.

— Спасибо… Кстати, вы не подскажете где мне найти друида Велеслава…

— Он скоро сюда прибудет. Пошёл в Зачарованную пущу. Слухи пошли, что там, видите ли, объявились… единороги.

— Кто?

Гибберлинги огляделись по сторонам и негромко сказали:

— Единороги…

— И вы в это верите?

— Трудно сказать… Велеслав вызвался пойти разобраться. Вот и ждём его тут.

Ушлые переглянулись и тут же перешли на гибберлингский. Видно, что сделано это было намеренно, чтобы ни Платон, ни Прутик не поняли сказанного.

— Пару недель назад прискакал в Старую слободку один наш знакомец. Глаза навыкате, заикается… В общем, ехал он по своим делам, да у Моховых Круч в сумерках повстречал жуткое создание. Вроде, говорит, и единорог, но огромный-преогромный. И тёмный, словно сама ночь. Только рог лишь светится… да глаза горят диким огнём… Кинулась эта тварь на него, так что тот еле-еле ускакал. Вот оно как!

— И что это значит?

— Нихаз его разберёт…

— И вы верите, что это был единорог?

— Может, и единорог… Гнедаш… или, как говорят местные — Гневливец…

— Кто это?

— Проклятый единорог. Жуткое создание… если это, конечно, правда. Его никто не видел, но байки травят — будь здоров.

— В Темноводье всё может быть. Тут даже земля пропитана…

Я хотел сказать «тьмой», но сдержался.

— Канийцы сами виноваты, — продолжал вещать старший из «ростка». — Алчность — вот суть Удела Валиров. Говорят, даже когда тут жили единороги… до Катаклизма… то многие канийцы безжалостно на них охотились. Хотели заполучить волшебные рога… Может, пришло время отмщения?

— Может… Однако выходит так, что мы сейчас говорим о том, чего пока не доказано. Если сказанное вами и правда…

— Лучше дождёмся Велеслава. Он-то всё прояснит.

— Согласен.

Сказал, а сам закусил губу. В голове тут же закрутились мысли о Первосвете. Он ведь поехал через Зачарованную пущу один.

Пришёл Фома, который принёс тарелки гостям и кое-какой снеди. Судя по всему, он знал вкус Ушлых, да и Бочарова тоже, поскольку поставил им прозрачный лафет с варенухой.

Какое-то время мы ели, а гибберлинги весело и непринуждённо рассказывали (правда уже на канийском) о местных нравах и порядках. Я выяснил, что они проживают в Старой слободке уже около десяти лет. Изучили Удел Валиров вдоль и поперёк, чем не преминули похвастаться.

— Мы даже с медвеухими общий язык нашли! — сообщил старший из «ростка».

— Медвеухими? Не понял…

— Эти чудища проживают в Берложье чаще, за Мостищем… за болотом. А вы думали, что только на Мохнатом острове? На Новой Земле? — Ушлые по-доброму рассмеялись. — Тут тоже есть такие… Как-то был у нас случай: ехал из Новограда один путешественник, и увидал у нас деревянного идола. Даже не помню, как он от медвеухих нам достался… Но суть в том, что за сию деревяшку тот чудак отвалил нам пять золотых монет!

— Почему?

— Уж больно она ему до души припала. И заказал ещё пару штук.

— Странное желание.

— Странное или не странное, а уж коли деньги плачены, то нам без разницы.

— Ваш знакомец, часом, не чернокнижник? — вопрос не требовал ответа. Это было своего рода замечание.

Ушлые переглянулись и пожали плечами.

— А вы знаете, что медвеухие делают своих… идолов… из особого дерева? — спросил я.

— Какого?

— Того, в которое ударила молния. Такие… фигурки… имеют огромную силу… мощь… Я бы не стал себе их покупать. И даже брать в руки.

— Но то вы. А если кому-то уж сильно хочется, то…

— То он полный дурак. Или чернокнижник…

— Он эльф.

— Да? А вы, кстати, не подскажете как звали этого «чудака»?

— Нет… сейчас не вспомним.

— Жаль…

— А вам-то зачем?

— Так… на будущее…

Повисло неловкое молчание. Положение спас Бочаров, став болтать о всякой всячине.

Гибберлинги немного успокоились и вскоре мы договорились о том, что я непременно навещу Ушлых в их в доме. А они, кстати, пообещали поискать записи у себя в бумагах.

— Кажется, мы где-то заносили имя того странного покупателя… Поищем. Для вас — поищем.

Гибберлинги и Бочаров (осушившие добрую порцию варенухи) попрощались с нами и пошли вон из трактира. Я подозвал Фому и попросил нас рассчитать. Тот радостно заулыбался и убежал.

— Что будем делать? — спросил Прутик, сладко потягиваясь.

— А что тут делать? Просил тебя разыскать Горлана Зыкова…

— Но вы же понимаете, что…

— Понимаю… не понимаю… Мы топчемся с тобой на месте.

Подошёл Фома, сказал сколько с нас. Я как всегда дал больше.

— Благодарствую, — заулыбался паренёк. — Разрешите спросить?

— Что?

— Случайно услыхал, вы ищете Горлана Зыкова?

— Да… Ты что-то о нём знаешь?

— Говорят, он сейчас на лобном месте речь держит.

Мы переглянулись с Прутиком и живо вскочили.

— Вот что, братец, — проговорил я Фоме, протягивая ему «новоградку», — возьми ещё монетку, и в будущем, коли хочешь ещё такую получить, рассказывай мне истории.

— Какие истории? — недопонял Фома.

— А о каких я буду тебя спрашивать, о тех и рассказывай. Сообразил?

Парень кивнул и отвесил поклон.

А мы с Семёном вышли вон.

10

До лобного места было минут десять, если быстрым ходом. Но когда мы с Прутиком туда пришли, люди уже расходились.

Я поймал одного из местных и спросил, что тут было.

— Так ить чо? — скорчил тот глупую морду. — Знамо сызнову за Белого Витязя зазывали.

— Кто? Горлан? И где он?

— Так ить вон… одесну тына идёть.

И действительно, вдоль забора шёл какой-то человек. И манера ходьбы, и одежда выдали в нём не слободкинского.

Я отпустил мужичка и заспешил за Зыковым. Прутик семенил следом. Догнали мы Горлана лишь на следующей улочке.

— Эй, постой! — крикнул я, и для верности ещё и свистнул.

Человек остановился и повернулся в нашу сторону. Он напрягся, но старался выглядеть спокойным.

Мы подошли вплотную и я прямо спросил: