В краю молчаливого эха

— Это ты Зыков?

— Я… А что? — голос Горлана отдавал приятной бархатцой.

Глубоко посаженные большущие практически немигающие глаза Зыкова, роднили его с лесной совой, сидящей в дупле дерева. Тем паче это причудливое сравнение было ещё больше из-за его абсолютно круглого лица.

Горлан сосредоточено глядел на меня, словно испытывал на прочность. Я тут же принял это своеобразное «соревнование». Конечно же, как и предполагалось, легко одолел Зыкова. Тот живо отвёл взгляд книзу и закусил нижнюю губу.

— Так как бы мне увидеть Белого Витязя? — решился я на прямой вопрос.

— Ну… дело в том… что мне неизвестно, где его искать.

Зыков врал. Это было видно по его бегающему взгляду.

— Так уж! — усмехнулся я, кладя ладонь на «яблоко» фальшиона. — Разве он не в Лешне?

— Что вы, господин хороший. Белый Витязь отличается большой скромностью и не любит многолюдные места.

— Вижу ты его хорошо знаешь!

— Не так, как вы себе представляете.

Я отметил, что Горлан говорил, как типичный новоградец. Ни характерного говора, ни местных словечек он не употреблял. Речь была чистой, правильной. Знать, учёный парнишка.

Сейчас, наверное, как закончим с ним беседовать, сразу побежит, начнёт докладывать, что приехал какой-то человек из Сыскного приказа (знак на груди хорошо просматривается и Горлан его уже успел отметить). Скажет, что чужаки интересуются Белым Витязем… И закрутятся колёсики. Там, глядишь, на меня и выйдут.

— А кто он вообще такой? — продолжил я задавать вопросы.

— О… мы полагаем его…

— Мы? Это кто?

— Э-э… ну я, например, — Зыков приподнял брови вверх. — Ну… э-э…

— Да ты не теряйся! Смелее, что ли…

— Я не теряюсь, — насупился Горлан. Он довольно быстро взял себя в руки и сообщил: — Белый Витязь — великий поборник и радетель земель канийских. Он немало благодеяний свершил, как для простого люда, так…

— Деяний? Это каких?

— Например… э-э-э… изгнал из лесов на западе Темноводья разбойничью шайку…

— И взамен создал новую?

— Что? — Горлан даже наклонился вперёд.

Его язык ходко облизал вмиг пересохшие губы. Несколько секунд Зыков собирался мыслями и (тут надо отдать ему должное) быстро нашёлся, что ответить:

— Белый Витязь под своей высокой рукой хранит и оберегает добропорядочных жителей Кании, и Удела Валиров в особенности.

Дальнейшая речь взяла бы за живое местных. Они, как я понял, прямо-таки боготворят сего неведанного никем Белого Витязя.

— Ежоли у кого ить горе-беда кокая, — «окали» слободкинские, — паче ить помочь ножна, мы-но Горлана-то Зыкова зовём, ему и рассказываем. И он-то передаёт Белому Витязю, знамо, весточку. Мол, пришли намо кого на выручку…

— Значит, говоришь, оберегает? — я тут же «воткнул» свой взгляд в Горлана, и тот аж заёрзался, словно рыба в сетях.

— Безусловно! — Зыков прямо по-женски всплеснул руками. — У него много помощников. Всяких добрых воинов, магов, знахарей… всем, кому дорога земля кватохская. Вот возьми сейчас: объявился в Клыкастом лесу лютоволк! Свирепый зверь… Давеча, говорят, двух псов охотничьих загрыз.

— Лютоволк? — переспросил я, открыв рот от неожиданности.

Ёлки-палки! Лютоволк… Как я вообще не смог сообразить! Вот дурак-то!

Конечно же, образ волка всегда ассоциировался с гербом Валиров в той или иной степени. И не просто волка… а чёрного громадного волчищи…

Так… так… так… Что выходит-то? В Клыкастом лесу я повстречал этого зверя. И он оставил после себя рожок… и…

Мысли крутились в голове и никак не могли сложиться в единую картину. Мне казалось, что я что-то упускаю. Что-то очень и очень важное, связанное с этим самым лютоволком… и ещё с Валирами… и таинственным Белым Витязем…

Ведь должно было быть что-то объединяющее это всё в одно целое. Кто бы мне подсказал? Кто бы помог сложить мозаику.

— Лютоволк? — вновь повторил я вопрос.

— А то! — как-то обрадовано воскликнул Зыков. — Вот Белый Витязь взывает к добрым людям, чтобы вызвался кто одолеть сего зверя.

— А сам что же?

— Сам он по делам отлучился… важным… Слушай, друг: а ты, часом, не хотел бы вызваться да и изловить лютоволка? А? Ну, если не боишься, конечно.

Мне вдруг стало смешно. Я еле-еле сдержал улыбку.

— Нет, братец. Чего-то такого желания у меня не возникает.

— А-а-а… жаль…

Зыков зацокал языком и замотал головой. Осуждал, значит. Подначивал.

Но я не пальцем деланный, и меня на мякине не проведёшь.

— А твой Белый Витязь не валирских ли корней будет?

— Конечно! Но о том он не любит распространятся. Застенчив по своей природе…

— Да ты что! Застенчив? Что-то мне подсказывает, что совсем другие у него причины этой самой «не-любви». Да и лютоволка, думается мне, он погубить желает не из-за разорванных псов…

Зыков быстро-быстро заклипал глазами.

— Земля тут, за Малиновкой, осквернённая, — продолжал я. — Видишь, сколько гнилья повылезало: пауки, змеи… чёрные единороги… Вон и о ночных призраках народ по углам шепчется.

— И что?

— Что? А лютоволк твой сюда носа не кажет. Чего бы вдруг?

Я говорил, а сам вспоминал о том странном рожке и надписи на нём: «Держись Света».

— Не вижу связи, — деланно пожал плечами Зыков.

Он затоптался на месте, явно вознамериваясь сбежать.

— Земля дрожит… содрогается… Уж не ворочается ли в своей могиле валирский князь? — как бы рассуждал я вслух.

От этих слов Горлан побледнел, словно полотно. Его совиные глаза стали ещё больше. Губы сжались в тонкую полоску.

— Мне пора! — резко взвизгнул он и живо бросился прочь.

— Мы не станем его догонять? — испугано спросил Прутик.

— Не станем… Я думаю, в скором времени к нам гости придут.

— Это кто? Белый Витязь?

— Его сподручные.

— А мы что станем делать?

— Будем их встречать… Вот что, Семён, ходи возле меня. А то мало ли чего приключится…

Прутик побледнел и схватился своей костлявой ладонью за забор.

— Пошли, навестим Ивана Бобровского.

— У меня… гм…