В лабиринтах города

Человек, которого он совсем не помнил и видел лишь на старых снимках. Напротив стоял Ярослав Чарныш.

– Моя магия. Ты принес её сюда?
– Ярослав поднял голову и внимательно посмотрел на него.

– Я не приносил, она осталась там... в машине, - Макс рассеянно обернулся. Понятие «там» несколько расплылось вместе с границами двух миров. Шталь назвав его неучем, был чертовски прав. Знай Максим чуть больше, чувствовал бы себя намного увереннее, а не заикался, как юродивый детина.

Чарныш был высок, выше Рахманова на целую голову. Крепко сложен и подтянут. Только вот выглядел каким-то помятым... потерянным. На светлой рубашке под стёганым длинным пальто запеклось большое бурое пятно крови.

– Вы... вы призрак или видение?

– Скорее воспоминание, - прозвучал не очень уверенный ответ.
– Моя душа ей не досталась, а вот моя магия... Она жадна до чужой магии, как ты наверняка успел понять. Ты ведь Максим. Я прав?
– Ярослав чуть склонил голову.
– У тебя глаза Агаты. Ваше семейное сходство.
– В голосе мага слышалась неподдельное тепло и грусть.
– Ты повзрослел. Должно быть, много лет прошло. Мои чары спали?

– Да.

– Потому-то ты здесь. Видно, у меня ничего не вышло и культ по-прежнему существует.

– Где здесь? Что это за место?

– Её владения, - Чарныш неожиданно шагнул к нему.
– Тебя ведь не убили?

– Н-нет...
– Рахманов на миг даже засомневался. Похлопал себя по карманам куртки, взъерошил волосы на макушке. Они с Крапивиной пытались сбежать... потом этот странный голос. Голос ли?.. Зов. А дальше провал.

Алиса! Она осталась там совсем одна.

– Как выбраться отсюда?

Ярослав качнул головой, но вдруг замер. На сером бескровном лице отразилось некоторое изумление.

– Она выбрала тебя...
– пробубнил он себе под нос, но в окружающей тишине расслышать не составило никакого труда.
– Ещё в ту ночь отметила, лишила магии, но не убила.
– Чарныш приблизился вплотную, сунул ему в руки оберег.
– Не поддавайся! Только избранный эфенди* Зло одолеет, если душой и помыслами чист.

– Что это значит? Не понимаю.

– Она идёт!

Ветер дыхнул в лицо тленом. Собеседник просто растаял в воздухе. Испарилась и злосчастная кукла, но ободок кольца при этом слегка нагрелся.

– Максим?

– Алиса?
– Рахманов обернулся и увидел растерянную подругу, стоящую между деревьев. Он подбежал к ней и заключил в объятья.
– Как ты здесь оказалась?

– Пошла за тобой, - она прижалась к его плечу.

– Нам надо выбираться.

Крапивина невидящим взором смотрела куда-то вдаль, потом запрокинула голову и взглянула на него.

– Поцелуй меня, Максим.

– Что?

– Мне так страшно, - дрожащим голосом призналась она и провела губами по его щеке.
– Так холодно. Я не могу потерять ещё и тебя.
– В глазах подруги отражался какой-то странный нездоровый блеск.

– Ты... не...

Алиса сама поцеловала его. Настойчиво, требовательно, жадно. И что-то неправильное было в этом поцелуе, вульгарное, отталкивающее. Максим отстранился через силу, когда в легких совсем перестало хватать воздуха. Покачнулся, ощутив легкое дурманящее головокружение, и сглотнул вязкую горькую слюну.

– Ты не Алиса, - он отступил, выставив вперед руки.

Некто напротив улыбнулась, и Крапивиной совершенно не шла эта вызывающая порочная полуулыбка. Она тряхнула волосами, темные локоны упали на плечи и грудь. Посмотрела игриво, слегка насмешливо. Но вот только в зеркале души отражалась такая всепоглощающая пустота, что невольно хотелось развернуться и бежать со всех ног как можно дальше.

– Я могу стать, кем пожелаешь. Мы будем вместе вечность и даже больше. Проси о чем хочешь, Максим, - её голос шелестел так убаюкивающе-мягко. Внутри поднималась волна блаженства. Хотелось слушать и слушать, закрыть глаза и поддаться...

– Максим, не слушай её!

Рахманов вздрогнул, очнувшись. Чуть поодаль стояла Алиса.

Его Алиса!

Нечто претворявшееся ею неестественно извернулось, издало шипение и Крапивина замера как вкопанная. Грязь под её ногами зашевелилась и поползла, вытягиваясь в длинных блестящих змей. На манер веревок они оплели лодыжки, обмотались вокруг туловища и рук и подобрались к самой шее. Алиса попыталась пошевелиться, но змеи-веревки затянулись сильнее.

Макс кинулся было на помощь, но лже-подруга преградила путь. Глаза её сделались полностью чёрными, без намека на белок и радужку. Вкупе с кривой улыбкой и развевающимися волосами это производило неизгладимое впечатление.

– Отпусти её!

– Пойдем со мной, и всё что пожелаешь, будет исполнено, - демоница протянула руку ладонью вверх.

– Макс, нет!
– Закричала Алиса и черная змея сжала ей гордо, выдавив хрип.

– Пойдём, - призыв, как сладкая песнь, вытесняющая из головы мысли.

Внезапно всё вокруг окутала белесая пелена: липкая, холодная, тянучая. И он словно Одиссей, забывший залепить уши воском, вёл свой корабль прямо на скалы, на верную гибель. И какой-то частью своей души Максим радовался этому и даже протянул руку, чтобы вложить в раскрытую ладонь влекущей его Сирены.

Тепло от кольца переросло в настоящий жар, и внезапная боль отрезвила затуманенный рассудок. Растаяла белая мгла.

Власть - вот чего жаждала эта проклятая Тьма. И ради этой власти она обрекала на жестокие муки тех, кого считала лишь пешками в своей запутанной и злой игре.

Он не пешка!

– Нет!

Рахманов сжал кулак и из раскаленного кольца снопом посыпались искры, соприкоснувшись с черной маслянистой грязью под ногами, вспыхнули огнем. Демоница заверещала, метнулась в сторону, а Максим, воспользовавшись этим, побежал к Алисе. Пламя золотым драконом разогнало могильный сумрак вокруг и упало защитным кольцом не позволив разъярённой демонице приблизиться.

Крапивина смотрела на него широко раскрытыми глазами, боясь даже шевельнуться. Недолго думая, он дрожащей рукой схватился за веревку-змею. Та зашипела неистово и стала рассыпаться горящими лоскутами. Завоняло горелым мясом... гнилым горелым мясом.

Рахманов подхватил Алису, не позволив ей упасть. Она вцепилась в него мертвой хваткой.

– Здесь твоя магия, - хрипло выпалила Крапивина, и закашлялась.
– В этом месте, - Алиса осмотрелась по сторонам, - и не только твоя. Кольцо-талисман черпает её.

Может кольцо что-то и делало, но Максим совершенно точно не имел к этому никакого отношения. Камень в оправе из черного давно стал красным с глубокими темными прожилками, и он пульсировал. Прислушавшись Рахманов понял, что фамильная реликвия отзывается на каждый удар его сердца.