В Москве полночь

— Знаю, — усмехнулся ополченец. — Плотина останется заминированной. Тут русским придется положиться на слово Абдрахмана, уважаемый московский человек, на слово джигита.

— Я ведь знаю не только ваш язык, — сказал Седлецкий высокомерно, — но и ваши обычаи. Мусульманин может нарушить клятву, если дает ее неверному. Аллах прощает даже в том случае, когда мусульманин клянется перед неверным на коране… Поэтому я не верю ни тебе, ни твоему хозяину.

— У меня нет и не было хозяев! — резко сказал ополченец. — Мой командир, мой брат Абдрахман не клялся перед тобой на коране…

— Господа, господа! — снова вмешался гражданский. — Наши переговоры безрезультативно затягиваются. Надо искать выход! Абдрахман не хочет терять людей, а вы не хотите рисковать городом. Так? Давайте искать выход!

— Ладно, — процедил Седлецкий. — Вы же понимаете, что последнее слово не за мной. Предлагаю встретиться здесь снова через два часа. Думаю, смогу уговорить генерала не начинать пока операцию. Согласны?

— Согласны, — с облегчением сказал гражданский. — Через два часа, здесь же. Договорились.

Присутствующие синхронно поднесли к глазам часы. Седлецкому стоило большого труда не фыркнуть, потому что эта сверка часов была совершенно бессмысленным актом, о чем, естественно, не догадывались представители полевого командира Абдрахмана.

— Извините, уважаемый московский гость, — вдруг на хорошем русском языке сказал ополченец. — Правда ли, что кулик — это маленькая птичка, которая живет на болоте?

— Правда, — кивнул Седлецкий.

— Зачем же такие птички летают в наши горы? Их могут заклевать орлы. Пусть птичка кулик побыстрее возвращается в болота…

Теперь ополченец откровенно улыбался. И гражданский, наклонив голову, прятал усмешку.

— У этой птички, — Седлецкий упорно не переходит на русский, — очень длинный нос. Очень длинное шило. Оно может глубоко тебя достать.

Улыбка сбежала с лица ополченца. Нечаянно или намеренно Седлецкий оскорбил его, потому что сказал двусмысленность: шило у горцев имело еще одно — рискованное — значение…

Седлецкий с Мирзоевым, не прощаясь, вышли из руин и двинулись к машине, громко хрустя и топая. Мирзоев взял с переднего сидения сумку и толкнул шофера в плечо. Машина тронулась, рыча и подвывая, а Седлецкий с Виргилием немедленно спрятались в развалинах. Мирзоев достал из сумки очки-насадки, которые они немедленно и напялили. Седлецкий отфокусировал очки и посмотрел вдоль улицы. Ночь мгновенно кончилась. Красноватый, будто на закате, свет заливал руины и пустую дорогу. И в этом свете хорошо было видно, как одна из высоких договаривающихся сторон — ополченец с гражданским — выглядывают из проломленной стены дома, который Седлецкий и Мирзоев только что покинули.

— Турсун, видишь их?

— Конечно. В гражданском — заместитель начальника контрразведки Шаоны. На Дальнем Востоке когда-то служил. На Курилах, если быть точным.

— A-а… Так это Баглоев. Не узнал — у нас в фототеке старые снимки. Ты уверен, что Абдрахман в городе?

— На девяносто девять процентов.

Ополченец и гражданский, посовещавшись, двинулись по улице. Седлецкий приподнялся было, но Мирзоев придержал его. Из-за дома показались еще двое ополченцев. Баглоев помигал фонариком, и ополченцы присоединились к контрразведчику и представителю Абдрахмана. Чуть выждав, Седлецкий и Мирзоев отправились следом за ними. Теперь они шли почти бесшумно, потому что хорошо видели дорогу. Интересное кино, думал Седлецкий, глядя в широкую спину Баглоева. Это называется противостоянием спецслужб… Все смешалось в сумасшедшем доме! Посмотрим, посмотрим, товарищ с Курил, чему ты там научился под боком у самураев… Судя по тому, как беспечно отозвал секрет, научился немногому.

Шли недолго. Ополченец с гражданским юркнули в тенистый переулок и остановились у большого одноэтажного дома за высоким забором. Секрет отстал и затаился на углу. Скрипнула калитка, Баглоев и его спутник скрылись во дворе.

— Знаешь, чей это дом? — тихо засмеялся Мирзоев. — Самиева… Я так и думал — друзья соберутся под одной крышей. Хороший танцор Самиев — и вашим, и нашим за копейку спляшем…

— Но ему, как и всякому плохому танцору, кое-что мешает, — буркнул Седлецкий. — Давай, Турсун, вызывай людей…

Мирзоев достал из сумки радиомаяк и включил. Минут через пять рядом сказали запыхавшимся голосом:

— Ну, как тут, майор?

Седлецкий оглянулся и увидел десантника в очках ночного видения.

— Нормально, — сказал Мирзоев. — Видишь двоих на углу? Надо тихо снять. А потом окружайте дом. Всех, кто выйдет, не трогать. Ориентироваться по свистку. Давай проверим.

Он опять покопался в многоцелевой сумке, достал свисток вроде судейского и дунул. Седлецкий ничего не услышал, но десантник поправил наушники и поморщился:

— Не дуй сильно, майор — оглохнуть можно!

По знаку десантника с двух сторон переулка метнулись белесые силуэты. Сторожевой секрет на углу лишь ногами успел мелькнуть. Дом окружили.

— Покурить бы, — зевнул Мирзоев. — Таблеточку не хочешь, Алексей Дмитриевич?

— Давай, — согласился Седлецкий. — Боюсь, долго нам тут придется заседать.

Он сжевал горьковато-пряную таблетку и через минуту почувствовал, как проходит сонливость и давящая резь в веках.

— А выпить не найдется?

— Найдется, — заверил Мирзоев. — Но после. Внимание!

Калитка в заборе напротив приоткрылась. Сначала выбралось несколько охранников, которые, поозиравшись и обойдя улицу, вернулись во двор. Теперь показался давешний ополченец, уже вооруженный калашником. Затем из калитки вышел Баглоев. Седлецкий напрягся, однако, больше никто не показывался. Минуты текли за минутами, а ополченец с Баглоевым, почти содвинувшись головами, о чем-то болтали. Изредка до Седлецкого доносились обрывки смеха. Так это же они надо мной смеются, вдруг дошло до Седлецкого.

— Интересно, о чем треплются наши друзья? — вздохнул он.

— Ну, если так интересно…

Мирзоев достал короткую трубку с оптическим прицелом и наушниками на длинном проводе. Один дал Седлецкому, а сам начал тщательно целиться трубкой в разговаривающих.

— …и ни одной бабы, представляешь? — сквозь шум и какое-то подвывание услышал Седлецкий слабый голос. — Тогда берем катер — и на Шикотан. Вроде, за свежим хлебом. У них пекарня своя. А там на рыбокомбинатах — одно бабье. Со всего Союза, представляешь?

Бойцы вспоминают минувшие дни, усмехнулся Седлецкий, снимая наушник.

Калитка вновь приоткрылась, и на улицу выбрался толстый, похожий на мешок, человек, которого Седлецкий уже видел у премьер-министра. Самиев… А за председателем милли меджлиса вышел высокий и прямой горец в униформе, увешанный подсумками и гранатами, словно елка игрушками. Он обнялся с Самиевым и потряс руку контрразведчику. Затем Самиев и Баглоев скрылись во дворе. Мирзоев поднес к губам свой беззвучный свисток. Так же беззвучно ринулись от забора светлые тени.